Вид с горы
Шрифт:
– Да ведь я ничего не умею! Что мне дано - не знаю!
– Узнаешь. Все познается опытным путем. Ты будешь овладевать своей силой, а она будет овладевать тобой. И по мере этого ты все дальше будешь отступать от своей нынешней природы, и тем меньше в тебе будет оставаться от человека.
Меня удивили книжные выражения в Машиных устах. Должно быть, она снова вещала со слов мужа.
– Расскажи еще про Аделаиду, - попросила я. Почему-то гражданка Коровкина пугала меня больше, чем дракон.
– Поклонники к ней годят - директор завода, начальник строительства и еще один, который книжки пишет, и она ими знаешь как вертит!
– Ну, это она перебарщивает. Так теперь уже и не принято - халат и перманент!
– Не знаю уж, что там принято - говорю, как есть. Погоду портит, каждый год по-новому. То засуха, то слякоть, то дождь с градом. Порчу наводить теперь труднее стало - медицина-то развивается, так она анонимки пишет... Канализацию засоряет. Вечно судится с кем-нибудь. Милиции, конечно, глаза шелковым халатом не завесишь, так она на жалость бьет - бедная, мол, старушка. Жадная - жуть. Целый день, бывает, в очередях стоит, мешками домой таскает, а там все гниет... Еще ночью в кошку обратится и на крыше орет, чтобы людям спать не давать. Злая она, на весь свет злая, и ничего в ней нет, кроме зла. Потому и живет так долго. Злые - они знаешь какие живучие?! Ну вот, а тебе должно ее изничтожить и злодейства прекратить.
– Какая-то сплошная феминизация, - пробормотала я, подперев щеку рукой. Ты, я, Аделаида. Мужчины повымерли, остался один дракон. Видимо, и в сказочном мире происходят те же процессы, что и в настоящей жизни...
– И вечно она за всеми следит, подглядывает, - в запальчивости продолжала Маша.
– С нас, можно сказать, глаз не спускает. И наверняка она уже пронюхала, что Секстильоныч помер, и сюда прибежит, чтобы тебя перехватить. К Секстильонычу-то она не совалась - воды терпеть не может, особенно текучей...
– Кстати, о воде, - я выпрямилась.
– Вы-то сами откуда воду берете? Водопровода, небось, нету?
– А нам и не надо. У нас колодец есть в огороде.
Я оглянулась по сторонам. Возле забора стоял белобрысый Витька и слушал наш разговор. Я поманила его.
– В чем дело знаешь, пацан?
– Он молча кивнул. Веснушки на его носу побледнели.
– Так вот, нужна помощь.
В последующие сорок минут я при участии старших детей произвела во дворе кое-какие действия. Затем Маша окликнула меня. Она прислонила к забору садовую лестницу и стояла на верхней ступеньке. Спрыгнув на землю, сказала:
– Влезь и посмотри.
Последовав ее примеру, я увидела, что от города к нашей горе пылит машина. Не было никаких сомнений, что враг приближался. Я распорядилась приоткрыть ворота, а как только выйду, запереть их покрепче. Заклятье заклятьем, а осторожность не помешает. Впрочем, никакого такого заклятья снаружи я не почувствовала. Села на заплесневевшую скамью у ворот, сорвала травинку и стала ее жевать.
Машина - синие "Жигули" - резво приближалась к подножию горы. Пару раз рыкнув, попыталась одолеть подъем, но съехала вниз - дорога как было упомянуто, могла считаться таковой лишь номинально. Несколько минут в машине не наблюдалось признаков жизни, потом дверца распахнулась, из нее вылезла нога в ажурном чулке, а за ногой последовала знакомая мне красавица с огромной белокурой башней на голове и в платье, дорогом и нарядном, но уже лет десять
Я взглянула на небо. Оно темнело. Положим, просто наступал вечер, но все равно вид был зловещий. На Душе стало тошновато. И ведь в стихах ничего не было сказано насчет того, останусь ли я в живых!
Опустив глаза, я обнаружила, что Аделаида в непринужденной позе стоит напротив меня.
– Добрый вечер, - очаровательно улыбаясь, сказала она.
– Привет.
– Видите ли, многоуважаемая...
– она слегка замялась. Похоже, она еще не выяснила, как меня зовут, и это было хорошо.
– Видите ли, объяснить причины, по которым я рискнула обратиться к вам, довольно затруднительно, но если вы позволите...
– Ну-ну, - подбодрила я ее.
– Это опасение за вас и вашу безопасность.
– С чего бы?
– Ну вот, я так и знала, что вы рассердитесь! Но, знаете, я по природе своей не переношу несправедливости...
– Да неужели?..
– Вас еще мучают сомнения? Да, эта особа уже успела отравить ваш разум своими сплетнями. Но если бы вы могли заглянуть ко мне в душу, вы не увидели бы там ничего, кроме бескорыстия и доброжелательности...
– А это мы сейчас проверим, - пробормотала я. Мне уже осточертел этот разговор. Не выношу, когда меня искушают.
– Витька, давай!
Из-за забора с орудийным свистом вылетела струя воды из шланга, присоединенного к колодцу, и ударила Аделаиде прямо в переносицу. Она завертелась волчком. Несколько мгновений в пенящейся воде ничего нельзя было разобрать. Когда же первый напор чуть схлынул, превращение уже совершилось. Шипя и брызгаясь, пиная камни ногами, старуха визжала:
– Безобразие! Хулиганство!.. Вам это не пройдет!
– А преследовать одинокую женщину - не хулиганство?
– заорала я.
– Лишать детей образования - не безобразие?!
Коровкина вложила два пальца в рот - блеснули железные зубы - и пронзительно засвистала. В этот момент окончательно стемнело, но мне удалось заметить, что снизу, оттуда, где стояла машина (ее там уже не было), к нам несется длинное помело ручкой вперед. Не успела я глазом моргнуть, как старуха вскочила на него верхом и, отряхиваясь от воды, с гиканьем понеслась в пространство. Упускать времени было нельзя. Я оттолкнулась от земли и рванула за нею. Визг и хохот слышались где-то в Мерной вышине, и я постаралась развить как можно большую скорость. Это мне удалось, но технически оснащенная старуха продолжала лидировать. Я пробивала плечом воздушные течения, ветер шумел в ушах. Больше всего я боялась налететь на самолет, тем более что продвигались Мы в направлении аэродрома. Зачем она туда летит, я догадывалась, но не сворачивать же с дороги!
Собирались тучи. Мрак сгущался. Вдруг Коровкина, кувыркаясь на лету, сиганула вниз, точно черная комета. Не в состоянии уследить за всеми ее штучками, я на бреющем последовала в том же направлении. Под ногами замелькали острые верхушки елей. Ну, если она рассчитывала, что я напорюсь... Послышался раскат грома. Лохматые тучи толпились. Вихрь прошел над деревьями, они зашелестели, трепеща. В глубине чащи раздался страшный шум и треск. Видимо, несколько стволов упало. Пропавшая было Аделаида взмыла свечой вверх.