Вид с крыши

ISBN 978-5-4490-9258-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

– Что-то ты физику сегодня у меня не стала списывать. Сама смогла сделать? – спросила Вероника, с интересом поглядывая на подругу. Наташка не отличалась глубокими познаниями в этом предмете, да, собственно, и не стремилась отличаться. Ей и так было хорошо. Она просто всегда перед занятиями физики брала тетрадь у Вероники, и все списывала, а сегодня не стала, хотя домашка была сложная.

– Нет, Серый списать дал. Представляешь, сам предложил! – Наташка сделала круглые глаза и выразительно посмотрела на Веронику. Девочки, не торопясь шли домой, наслаждаясь наконец-то обретенной после восьми уроков свободой.

– С чего это он? – Вероника удивленно приподняла брови. Хотя, что тут удивляться. И так все было ясно. Наташка очень симпатичная, с хорошей, уже почти оформившейся к четырнадцати годам фигурой, с доходящими почти до талии, всегда распущенными

светло-русыми, густыми и даже немного вьющимися волосами, с большими темно-карими глазами, обрамленными длиннющими и всегда умело подкрашенными ресницами, розовощекая и вечно улыбающаяся. Девочка с такой внешностью, да, к тому же еще веселая, общительная и выплескивающая в мир кучу своих идей и неугомонных фантазий, не могла не привлекать мальчишек. Серьезно Наташка пока не с кем из них не дружила, но вниманием пользовалась. Вероника ей немного завидовала. На нее представители противоположного пола совсем никак не реагировали. Некое подобие романа случилось у нее в детском саду, в подготовительной группе. Она чем-то приглянулась новенькому мальчику, который пришел к ним в начале года. Он всегда старался сесть рядом с ней, отбирал для нее у других хорошие игрушки и никому не позволял ее обижать. Вероника до сих пор так и не поняла, нравился он ей или нет. Тогда она очень мало значения придавала подобному к ней отношению. Ну, ухаживает и ухаживает, приятно, конечно… А после новогодних праздников он не пришел. Воспитательница сказала, что они получили квартиру где-то в другом районе. И когда Вероника поняла, что, возможно, больше никогда не увидит его, ей стало вдруг грустно и досадно. И сейчас она иногда вспоминала этот детсадовский небольшой роман, и ей становилось еще печальнее от того, что к четырнадцати с половиной годам он оказался единственным в ее жизни…

– Да я сама немного удивилась! Я уж с месяц, как заметила, что он на меня поглядывает. А сегодня вдруг перед уроками тихо так спрашивает: «Ты физику сделала?» «Нет», – говорю. «Возьми у меня, спиши, если хочешь», – сует мне тетрадку, а сам краснеет, как рак вареный и глаза опускает. Смотреть на меня стесняется. Ну, я отказываться не стала. В физике он, вроде, шарит. Так что взяла и списала… Слушай, ты что сегодня вечером делаешь?

Вероника в раздумье пожала плечами.

– Да ничего.

– Приходи ко мне. Ванька приехать должен. Поболтаем, музыку послушаем. Родители, конечно, дома будут, в том числе и Ванькины, но им будет не до нас. Так что…

Ванька, или Иван, – это двоюродный брат Наташки. Ему было уже пятнадцать, и он учился в девятом классе. С родителями, а иногда и один, он часто бывал в гостях у родственников, поэтому Вероника его хорошо знала. Причем знала уже лет с восьми, с тех пор, как они с Наташкой познакомились в первом классе и стали дружить. Такой же подвижный, живой, веселый и неугомонный, как Наташка. Они даже внешне сильно походили друг на друга, хотя были только двоюродными. Веронике он, пожалуй, даже нравился, но вот нравилась ли она ему? На этот вопрос, который отчего-то часто лез ей в голову, Вероника всегда однозначно отвечала «нет». И, почему-то, при этом испытывала чувство легкой, а может, даже и не слишком легкой досады.

– Хорошо, приду, если мама отпустит.

– Да уж ко мне-то отпустит, наверно!

– Наверно… – Вероника вздохнула. Мама далеко не всегда, и далеко не везде разрешала ей ходить. Наташке в этом плане жилось гораздо более вольготно. И тут Вероника ей тоже немного завидовала. Мама, вообще, во всем старалась контролировать жизнь Вероники. Хотя, нельзя сказать, что она чересчур ее ограничивала. Пожалуй, формально она ей даже ничего не запрещала. Просто она говорила: «Вероника, ты ведь уже взрослая, сама прекрасно понимаешь, что этого делать не стоит…» И Вероника соглашалась, но порой чувствовала, что если бы не согласилась, и поупорствовала в своем выборе, то мама бы, возможно, отступила и сдалась. Изредка Вероника даже так и делала, и результаты ее вполне устраивали, но огорчать мать она не любила, и согласиться с ней было для нее значительно проще, чем идти наперекор.

Вероника пришла домой, скинула обувь, стянула пальто и шапку, которую мама настойчиво советовала носить, хотя многие девчонки, да и Наташка тоже, ходили пока еще без головных уборов, так как на улице стоял конец октября, и погода была не особо холодная. Она подошла к большому зеркалу в прихожей, распушила предательски примятую шапкой челку, поправила приплюснутую прическу из косичек и оглядела себя с головы до ног. Она была среднего роста и стройная (надо отдать должное ее маме, которая неусыпно следила за ее осанкой), излишним весом не страдала, и, пожалуй, даже была чуть худее, чем Наташка. Все это ее устраивало. Но на этом, то с чем она пребывала в гармонии, заканчивалось. А дальше начиналось то, чем она была либо недовольно, либо возмущена, либо от чего, вообще, приходила в отчаяние. Почти не было груди. Понятно, что ей только четырнадцать, но у многих девчонок в классе с этим все в полном порядке, а у нее…. Мама как-то не так давно веско сказала: «Вырастет», и Вероника верила и надеялась. Но если этот изъян, возможно, скоро и пройдет, то цвет волос…

Она бы их прямо сейчас перекрасила во что угодно, только чтобы не видеть этого безобразия в зеркале. Но мама неустанно восторгалась ее волосами! Рыжие… Нет, ни огненно-рыжие, и ни какие-нибудь там каштановые или с медным отливом, как у красавиц из романов, а светло-рыжие, даже не светло, а блекло рыжие. Веронике казалось, что прежде, чем ее волосы попали к ней, их долго-долго держали под палящим солнцем, и отдали ей только тогда, когда они стали полностью выцветшими, слинявшими и обесцвеченными. Длинные прямые блекло рыжие патлы – она воспринимала их именно так. Состричь бы, но опять не советовала мама. И приходилось каждое утро с ними возиться, расчесывая, укладывая в какие-то прически, заплетая в косы… А еще глаза. Вероника всегда мечтала о зеленых глазах, как у мамы. Но нет. Глаза у нее были серые, папины. Она никогда не любила серый цвет. Он казался ей печальным и даже скучным. И у нее глаза именно такого цвета! Худенькая и стройная, но с не оформившейся фигурой, с тускло-рыжими волосами, заплетенными в какие-то девчачьи детские косички, хоть и мудрено уложенные на затылке, с пусть даже и большими, но серыми, как пасмурное небо, глазами, и от них становящимся блеклым и бесцветным лицом (мама полагала, что краситься ей еще слишком рано), она казалась себе настоящим заморышем. И как с такой внешностью можно кому-то нравиться? Вполне естественно, что мальчишки даже не смотрят в ее сторону. А ведь некоторые девчонки из их класса уже встречаются с мальчиками. Но ей это точно не грозит. Вероника уныло вздохнула. Но, в конце-то концов, ей только четырнадцать, внешность меняется, да и самой можно многое чего подправить (не всегда же мама будет ее наставлять), а мальчики… Вероника вспомнила, что Наташка пригласила ее к себе вечером. А там будет Иван. От этой мысли по спине пробежали приятные мурашки. Пусть он на нее, как на девчонку и не смотрит, но все же сегодня она окажется в мужском обществе. Так что надо побыстрее выучить уроки и привести себя в порядок. И Вероника со значительно улучшившимся настроением отправилась в свою комнату, чтобы начать заниматься.

Они жили с мамой и папой в большой трехкомнатной квартире. Братьев и сестер у Вероники не было. И иногда она жалела об этом. Наташка, конечно, хорошая подруга, но Вероника хотела бы иметь кого-то родного и близкого, с кем бы можно было поделиться своими мыслями и проблемами, и кто бы всегда был рядом, жил вместе с ней. Да и мамино чересчур ответственное воспитание ложилось бы не только на одни ее порой уж слишком покладистые плечи, но и еще на чьи-нибудь, возможно, более свободолюбивые и непокорные. Но это были мечты. А, вообще, жилось Веронике, не смотря на мамину дотошность в педагогических вопросах, не так уж и плохо. Родители ее любили. Причем отец любил практически безо всяких корректирующих посягательств на ее личность. И Вероника была ему за это благодарна. Папа преподавал в институте, и три года назад получил профессорское звание, чем Вероника очень гордилась. Отец почти все время был занят работой: либо пропадал в институте, читая лекции студентам, либо сидел дома, утопая в книгах, интернете и своих записях. Но на то, чтобы выслушать Веронику, попытаться решить ее проблемы, найти какое-то порой так необходимое доброе слово, у него времени все же хватало.

Мама тоже преподавала в институте, но, все же, тратила на свою работу гораздо меньше времени, чем отец. На первом месте у нее всегда стояло воспитание дочери. В Веронике она души не чаяла, но, возможно, именно поэтому во всем опекала ее и была к ней очень требовательна, стремясь, чтобы дочь являлась постоянным поводом для гордости. И Вероника старалась соответствовать возложенным на нее запросам, хотя, нередко, и уставала от этого…

Вероника быстро сделала домашнее задание, приготовила на скорую руку ужин, так как мама сказала, что придет сегодня попозже. А когда раздался звонок в дверь, она уже была полностью готова к тому, чтобы идти к Наташке в гости. Ей очень хотелось подкраситься, но она знала, как на это отреагирует мама, поэтому не стала рисковать.

– Мамочка, привет! – Вероника выхватила из рук матери тяжелую сумку с продуктами. – Как дела?

– Привет, дорогая! Все хорошо. Ты куда-то собралась? – Мать сразу заметила, что Вероника одета не по-домашнему.

– Да. Я хотела к Наташе сходить. Можно?

Мать взглянула на часы.

– Уроки все сделала? – Вероника утвердительно кивнула. – Ладно. Но только до восьми часов, хорошо? И еще. Там опять эти парни на лестнице собрались, как будто места другого нет. Спустись, пожалуйста, на лифте, не ходи пешком.

– Хорошо, мам.

Они жили на втором этаже. А на площадке между вторым и первым этажами постоянно собиралась молодежная компания. Особенно вечером часто можно было даже сквозь запертую дверь слышать гул их разговора, громкий гогот и крики. Маме это очень не нравилось. Она пыталась с ними бороться, иногда выходила и делала замечания, просила уйти, но все это мало помогало. В лучшем случае на один раз. И если Веронике нужно было куда-то выйти, а площадка была оккупирована молодежью, то мама всегда отправляла ее на третий этаж, чтобы она спустилась оттуда на лифте, так как с их, второго этажа, лифт не ходил.