Видение Анастасии
Шрифт:
Но кто тебя превознесёт до сути тех вещей что свыше нами говорят
Не личным слухом тешится надежда кому-то важно этим жить всегда
Кто обретёт себя не следует и торопиться, но кто же ослепит себя
Мне важно знать присутствие твоё
Мне знать пора печаль и каждый Светлый день
И кто ведёт здесь за собой, и всех людей, и всех созвучий.
Ночь
С утра, всё-таки как-то передохнув и перекусив Илья и Алексей пошли вдоль изгороди. Слева прямо за изгородью вплотную с ней простирались насколько хватало глаз всё те же кусты. Справа было совершенно пустая равнина с еле пробивающейся мелкой травой и только вдалеке закрывали горизонт холмы. Казалось, что изгородь как некая граница между кустами и полем чётко очерченная и не дающее кустам или пустырю продвигаться за изгородь на чужую территорию. Они шли практически без остановки целый день, и по их расчётам уже давно должен была бы наступить день, но он так и не наступил, и вечер не наступил. Сил не осталось совсем, ребята сидели на сухой земле, больше похожей на высохшую глину, и понуро молча смотрели на горизонт холма и серого неба.
– Ты заметил, что за всё время что мы с тобой идём вдоль изгороди, ничего вокруг не изменилось, ни потемнело, хотя уже должна быть ночь, ни поСветлело днём, ничего, как будто времени здесь нет вовсе.
– Да, я тоже заметил, часы не ходят и ничего не меняется. Странно. Где её искать здесь, не пойму?
– Может мы вообще никуда не идём, а стоим на месте, только ногами перебираем.
– Хотя…, подожди, – Илья встал и внимательно стал вглядываться вдаль вдоль изгороди, – мне кажется, что там что шевелится или колышется.
– Да, я тоже вижу, – Алексей напряжённо пытался рассмотреть какую-то точку вдалеке, было видно, что она немного движется, хотя и остаётся на месте.
На изгороди сидела девочка лет четырнадцати и ела, даже, наверное, грызла небольшое зелёное яблоко, которое она держала в руке, по маленькому кусочку. Видно было по ней, что яблоко жутко кислое, потому что её буквально перекашивало, когда она неторопливо жевала. Она сидела на изгороди и исподлобья смотрела как к ней приближаются незнакомцы. Когда Алексей и Илья подошли, то первое что просто поразило обоих, так это её внешность. Она была бесподобно грязна. Это ещё слабо сказано, было очевидно, что она ни разу не мылась и не меняла одежду.
– Ты кто, Маугли?
– Он почему вас не загрыз, а пустил сюда?
Голос у девочки был резкий, низкий, грубый и очень жёсткий.
– Кто не загрыз нас?
– Дикий зверь…, он всех съедает, кто приходит сюда, а вас не тронул, почему это?
– Может спал, а может мы ему не понравились, кто знает.
– Да, не вкусные…, здесь есть что-нибудь вроде дома или сарая, где можно переночевать?
– Есть, а вы кто такие?
– Меня зовут Илья.
– Меня Алексей, а тебя?
– Нелька…, зовёт меня Матрёной, а так я не знаю, как меня ещё зовут.
Матрёна медленно сползла
– Ты его защищаешь, ты его телохранитель?
– Откуда ты это взяла?
– Вижу, всё время на чеку, постоянно чего-то ожидаешь. Ты очень сильный, можешь даже со зверем справишься? А вон он бежит сюда….
Все мгновенно обернулись в ту сторону куда смотрела Матрёна, от холмов по равнине бежал какой-то крупный зверь издалека похожий на очень большого кабана.
– Здесь есть где спрятаться…?
Матрёна не отвечая рванула с места вдоль изгороди, мужчины за ней еле поспевали. Метров через тридцать, изгородь закончилась, и они резко свернули за угол. На большой поляне с травой высотой по пояс перед высоким и тёмным лесом стояла небольшая хижина из толстых брёвен, крытая соломой. Все трое только успели влететь в хижину и захлопнуть массивную дверь, как послышалось тяжёлое хриплое дыхание и топот. Зверь видимо понимал, что добыча ушла, потому что он потоптался некоторое время вокруг и убежал, видимо в лес. Матрёна сразу села в углу в глубокое, совсем обшарпанное и засаленное кресло, вся сжалась в комок и оттуда теперь смотрела только на Алексея, как будто изучала его. Алексею было как-то очень не по себе от её взгляда, ему вдруг стало казаться что Земля уходит из-под ног, и он как будто падает в бездну, вокруг было не естественно темно и особое предчувствие чего-то злого и необратимого.
– Ты здесь живёшь, это твой дом?
– Да, ты одна живёшь, или с Нелли? А кто она?
– Одна. Нелька живёт там за лесом, но мы с ней поругались…, она меня прогнала….
– Почему она тебя не помоет, ты же заросла уже вся.
– Она…, меня!? Да ей со мной в век не справится, пусть только попробует, я ей такое устрою….
Хижина была ещё хуже, чем её хозяйка. Повсюду кучи какого-то совсем старого мусора, битая глиняная посуда, грязное затхлое одеяло на кровати, такая же скатерть на столе, в углу грудой свалена скомканная одежда, в воздухе стоял удушающий смрад.
– Ночевать будем здесь?
– Зачем вам у меня ночевать, у нас есть дом для гостей, идите за мной.
Все вышли из дома и только сейчас ребята наконец разглядели Матрёну. На голом худом теле была надета совсем старая и рваная вязаная кофта, провисшая до колен. Сквозь дыры в кофте видно было худое, но сильное девчоночье тело. Она пошла, как-то шаркая и по-особенному сгорбившись, как будто не девчонка впереди шла, а древняя старуха.
– А зверь нас не подстережёт, как ты думаешь?
– Может, конечно, он же зверь, может и ждёт сейчас вас, вот будет пир для него, – и вдруг раздался тихий смех, издевательский и с каким-то зловещим удовлетворением. У ребят внутри всё похолодело от пронизывающего насквозь леденящего ужаса, и сразу вспомнилось предостережение Всеволода: смех у неё уж очень неприятный.
Метров через триста, идя друг за другом по тропинке в лесу они вышли на небольшую поляну, на которой стоял чёрный деревянный дом. Дом был очень большой в три этажа из совсем древних почерневших больших брёвен. Матрёна подошла к входной двери, открыла её и вошла внутрь. Илья остановился перед входом и осторожно заглянул, оттуда дыхнуло холодом могилы.