Видеть Бога как он есть
Шрифт:
От великой печали о потерянном Боге душа естественно обнажается от материальных и мысленных образов, и ум-дух приближается к той грани, за которою может явиться Свет. Но и эта грань может остаться непройденною, если ум обратится на себя. Не исключены при этой обращенности на самого себя случаи, когда ум увидит себя подобным свету. Важно знать, что сей свет свойственен нашему уму, так как он создан по образу Бога, открывшегося нам как Свет, в котором нет ни единой тьмы. (1 Ио. 1,5). Так совершается переход к иной форме мышления, к иному роду разумения, высшему по сравнению с научным эмпирическим знанием. Совлекшийся в порыве покаяния всего преходящего – дух наш, как бы с некоей вершины видит относительность и условность всех наших практических сведений. И опять, и опять: Бог истинно переживается или как Огонь очищающий, или как Свет озаряющий.
«Начало премудрости – страх Господень». (Пс. 110:10)
В начале нашего покаяния мы ничего, кажется, не видим, кроме нашего внутренего ада, но, странным образом, незримый еще нами Свет проникает уже внутрь как живое ощущение присутствия Бога. Если мы крепко, обеими руками, будем держать край ризы Господней, то чудо нашего роста в Боге будет все усиливаться, и нам начнет открываться дивный облик Иисуса, и с Ним – созерцание, какими мы, люди, были замыслены Творцом прежде создания мира. Чтобы в силу богатства дарований не вознеслось сердце человека, ему дается Промыслом идти крутым подъемом к сему познанию, истомляющим и ум, и дущу, и тело. По временам Бог отнимает от подвижника Свою руку, и чуждый дух улучает минуты, когда он сможет колебать наше сердце и мысль. Отсюда у нас никогда нет совершенной обеспеченности, и мы даже при великих излияниях на нас милости возлюбленного Бога не «возносимся». Вот и Ап. Павел отом же говорит в своем послании к Коринфянам: «И чтобы я не превозносился чрезвычайностью откровений, дано мне жало в плоть, ангел сатаны, удручать меня, чтобы я не превозносился» (2 Кор. 12, 7). Так было в начале христианства, так будет и до конца истории мира сего. Неописуемы дары нашего Бога. И как возможно человеку не возгордиться пред братьями своими? Да, при содействии той же Божественной силы, осуществимо сие, ибо Сам Бог – есть Смирение.
О покаянии
Отец наш «обитает в неприступном свете» (1 Тим. 6,16). Он неизменно пребывает великой тайной для нас. И это даже тогда, когда мы преисполнены близостью Его. Но и человек, созданный по подобию Всевышнему, тоже есть тайна сокровенная. И в отношении к нему не должно умаляться желание все более глубокого познания о нем, о величии его призвания «от сложения мира».
Бог есть Абсолютное Бытие, Начало всех начал. Он открылся нам как «Аз Есмь», как Лицо – Ипостась – Персона. Ныне мы знаем Его чрез Сына Единосущного, явившего нам Отца: «Бога не видел никто никогда; единородный Сын, сущий в недре Отчем, он явил» (Ио. 1,18). Мы знаем Отца также и Духом Святым: «Утешитель же, Дух Святый, Которого пошлет Отец во Имя Мое, научит вас…» (Ио. 14,26). И сие живое знание освободило нас от всех абсурдов интеллектуального взлета к Сверх-Персональному Абсолюту, к Чистому Бытию, трансцендирующему все сущее, собственно уже небытию.
Собезначальный Отцу и Духу – воплощенный Логос начал Свою миссию призывом к падшим: «Покайтесь, ибо приблизилось Царство Небесное» (Мф. 4,17). Он дал нам познание и об Отце, и о Духе Святом. И сии Два свидетельствовали о Нем. Он же показал нам и незаблудный путь ко Отцу.
На исходе моей жизни я хотел бы воспеть достойный гимн данной Им нам
Боже мой, Боже мой! велики и чудны дела Твои.
Ты, Святой, живешь во Свете неприступном.
На Тебя уповали отцы мои, и Ты избавлял их;
К Тебе взывали они, и Ты спасал их,
Я же червь, а не человек,
Поношение у людей и презрение в народе;
Но Ты извел меня из чрева;
И Ты Бог мой от чрева матери моей.
Не удаляйся от меня, и я буду возвещать Имя
Твое братьям моим:
Боящиеся Господа, восхвалите Его,
Ибо Он не презрел скорби моей и не отверг
моления моего.
Я взыскал Его, и Он не скрыл Лица Своего от меня.
И ныне о Нем хвала моя в Собрании Великом (ср. Пс.21).
Не вем, в теле или вне тела (ср. 2 Кор. 12, 2).
Именно так бывает с кающимся горячо. Сокрушенный дух человека в смертельной жажде спасающего Бога влечется к Нему всем существом. И сам он не знает, когда и как произошло с ним изменение, но забывает он вещественный мир и самое тело свое. Пребывает же при этом самим собою, как лицо-персона, возможно сказать, сильно, ярко, как никогда в нормальном житейском состоянии. Живет себя как бы бестелесный дух. В такие моменты благословения Свыше дается ему познание об иной форме бытия, уже неразрушимого.
Случалось: мой дух сознавал себя в некоей беспредельности, которая странным образом прозрачна, хотя и не видится свет как таковой. Не нахожу определения той бездонной сфере. Мой дух бывал всецело поглощен молитвою: ничего, кроме Бога, я не видел, не знал.
Великий Апостол Павел писал к Коринфянам, что он был «восхищен в рай и слышал неизреченные глаголы, которых нельзя человеку пересказать» (2 Кор. 12, 4). Что имел он в виду, говоря о данном ему высшем познании как о «глаголах»? Были ли те глаголы – наши человеческие слова, или факты того духовного неба, куда он был «восхищен»? Не вполне раскрыл он в своих повествованиях о сем событии.
Мне приходит дерзкая мысль: Павла не оставляла память, что он «гнал церковь Божию» (1 Кор. 15, 9): что он был хулителем и обидчиком; и в предельном напряжении раскаяния о всем этом был он «восхищен до третьего неба». Хочу сказать: сам я переживал мое отпадение от Христа как нестерпимо гнусное преступление против Его любви. Я знал сию любовь в раннем детстве: Он давал мне жить ее. Чрез сокрушение о моем безумстве пребывал я в молитве, вырывавшей меня из всего тварного в иной мир. Когда мы действительно осознаем наш внутренний мрак, – когда нам открывается инфернальная сущность греха, тогда мы становимся восприимчивыми к действиям благодати: будет ли то озарение нетварным Светом, или иного рода – восхищение, познание, откровение.
Отцы говорили, что ощутить свой грех – есть великий дар Неба, больший, чем видение ангелов. И я не малый срок был слеп духовно: я не видел греха в моем отходе от моего детского Бога. Я поступал по неведению (ср. 1 Тим. 1,13). Я полагал, что я восходил дальше-выше Евангелия; покидал последнее без неприязни, рассудочно, как не дающее мне высшего познания. Уразуметь сущность греха мы можем не иначе, как через веру во Христа-Бога, воздействием в нас Света нетварного (ср. Ио. 8,24).
В человеке, взятом как недетерминированная персона, как дух, наделенный свободою самоопределения, наличествует возможность увидеть некую безусловность, «божественность», как бы не требующую иного Бога. Он может признать себя родственным, даже единосущным Перво-Бытию; решиться на акт самообожения: возвратиться к своему изначальному бытию. Я жил в этом заблуждении в моей молодости под влиянием книг об индийской мистике и в силу встреч с людьми из тех стран, где тысячелетиями культивируется сей род мистики. Выйти из этой аберрации – совсем не просто: пред вами всегда может встать вопрос о вашем якобы еще недостаточном совлечении всего относительного, что есть в космическом бытии. В стремлении к совершенству нужно преодолеть в нас принцип персональности, как временной формы бывания, вносящей ограничения во все проявления наши. Словом волею идти на распад или умирание человеческой личности в неименуемом океане Чистого Бытия Сверхперсонального Абсолюта.