Видримасгор

Фортель Аделаида

— Зин, глянь! Твой воздыхатель нарисовался! В пиджаке! Умереть не встать!

— А, этот-то! Тот еще экземпляр! Интеллигент! Отелло! Да что Отелло, куда

там до него неграм. Но скучный, Надь, как диктор новостей. И умный слишком. Все на свете знает, про все читал. Эй, интеллигент, а ты знаешь, что такое «видримасгор»? Ишь ты, не знает! Это вид Рима с гор. Дошло? Вид Рима с гор. Ну, понял, наконец?

Понял. Зудин все понял. Кажущееся сложным на самом деле просто, как детская загадка, как видримасгор. Потрясенный (или просветленный?) этой простой истиной, повернулся и пошел прочь.

Этим же вечером Зудин разбил на кухне стекло, широко замахнувшись стулом. При этом своротил злосчастную полочку с Клариными кастрюлями и деревянное распятие. Свежий вечерний ветер хлестнул по щекам и задул восковые свечечки. Выскочил из своей комнаты перепуганный

Малахитов в надетом на одно плечо фраке, увидел пустую оконную раму и замер с широко раскрытыми глазами. Зудин, полуобернувшись, устало сказал.

— Я все понял, Дима. Это все обман. Иллюзии. Видримасгор. Ничего нет. И не будет. Финита ля комедия, Дима…

А после Антонина завесила проем байковым одеяльцем и вызвала стекольщика. Малахитов вышел из дома и вернулся заполночь бесчувственно пьяным. Зудин лег на свой старенький диван и не вставал два дня. Клара, углядевшая «дурной знак» в разбитом окне и опрокинутом распятии, одела длинную юбку, спрятала волосы под черный платок и ушла к вечерне. А Софья Кузьминична напекла ватрушек, накрасила розовой помадой губы и ровно в семь открыла дверь. Сегодня пожилой влюбленный принес ей маленький букет душистых синих фиалок.

2001 г.