Видящая
Шрифт:
– Неудивительно. Девок у него было больше, чем блох у бродячей собаки. Однако мне показалось, что на этот раз Риан… – Император поднял глаза, посмотрел на своего главного дознавателя и нахмурился. – В чем дело, Гектор?
Отвертеться он и не надеялся, но хотя бы попытаться стоило.
– Я бы не желал говорить на эту тему, ваше величество.
– Гектор. – Арен тяжело вздохнул и откинулся на спинку кресла. – Давай без тупого подросткового упрямства, ослов в моем окружении и без тебя достаточно. В чем дело? Я закрыт эмпатическим щитом и не собираюсь
Дайд сложил руки на груди и сжал зубы. Конечно, император прав, незачем упрямиться. Но, демоны, как же это, оказывается, непросто – говорить о чувствах, которые по-настоящему волнуют сердце. Даже с человеком, которому веришь и которого глубоко уважаешь. Все равно непросто.
А он еще смеялся над Кэт с Роджером!..
– Мне нравится Тайра. А внимание Адриана к ней – наоборот.
Губы императора тронула слабая улыбка.
– Коротко и по существу, Гектор. Ладно, я понял. Хочешь, чтобы я ему запретил?
Мгновение дознаватель колебался. Очень хотелось смалодушничать. Ведь Арен мог, действительно мог решить эту проблему раз и навсегда.
– Нет. – Император кивнул, и Гектор поспешил сменить тему: – Я попросил Тайру попробовать узнать что-либо о главе заговора. Взломать блок Аарона или хотя бы сместить его. Она согласилась, сегодня ночью посмотрит. Но ей нужна ваша кровь.
Арен усмехнулся.
– И почему я не удивлен…
Глаза у Тайры весь день были на мокром месте. Нет, она не плакала в полном смысле этого слова, потому что отчаянно не любила плакать, но избавиться от горьких мыслей не могла.
Все, абсолютно все было плохо. Не имелось ни одной причины радоваться. Тайру угнетало то, что утром рассказали руны, и не меньше этого она впадала в отчаяние из-за собственного обещания отцу. Она не знала, жалеет или нет, – слишком много было других чувств в ней сейчас, и жалость уже не помещалась, – да и не видела смысла в том, чтобы жалеть.
Гектор обязательно узнает правду. И не только ту правду, которая касалась ее отца, но и другую правду. О том, что она солгала ему, рассказав не то, что на самом деле увидела в рунах. И разве сможет он простить ее? Возможно, он поймет, но это ведь не то же самое, что простить.
Отец целый день молчаливо гладил ее по голове и ласково целовал, утешая. И даже позволил сходить вместе с собой в поселок, к пациентам, понимая, что дома Тайра сойдет с ума. А как только они вернулись обратно и пообедали, попросил их с Рианом сходить в лес, набрать ромашки, клевера и еще целый мешок различных трав, которые требовались для микстур чаще всего.
Тайра прекрасно осознавала, зачем отец это делает, и не собиралась спорить или противиться. В конце концов, ей и самой нужно поговорить с Рианом. Не о любви и ухаживаниях, а кое о чем другом.
Она задала этот вопрос, когда они уже вошли в лес. Счастливый Джек с тявканьем носился чуть впереди, распугивая лаем
– Скажи, Риан… – Она вздохнула, чуть сильнее сжимая пальцы на локте своего спутника. – Когда ты узнал, что твой отец был во главе заговора и… убивал людей… Что ты почувствовал?
Он ответил, не колеблясь:
– Злость.
– Да? – Тайра прислушалась к себе. Нет, злости не было.
– Не на него. Хотя… наверное, на него тоже. Я злился на дядю Арена. Мне кажется, я просто должен был на кого-то злиться, а отец… Я очень не хотел верить во все это.
– Но ты ведь видел собственными глазами…
– Да. Тай… – Риан поморщился. – Ты же и сама знаешь: если человек не хочет верить во что-либо, то хоть тысячу доказательств ему подсовывай, он все равно не поверит. И в глубине души я понимал, что дядя Арен прав, но от этого еще сильнее на него злился. И ненавидел за то, что он не оставил отцу жизнь и сжег так, на площади, словно какую-то скотину. Мне тогда казалось, что дядя поступил куда хуже и безжалостнее, чем мог, что он должен был отправить отца в тюрьму, дождаться суда и приговора. А он…
Риан замолчал, и Тайра, подождав с минуту, осторожно спросила:
– Что ты думаешь сейчас?
Он невесело хмыкнул.
– Я думаю, что император был прав. Суд над моим отцом превратился бы в балаган, да и нельзя было оставлять в живых лидера заговора. Даже ненадолго. Время – отличный шанс сбежать и начать все заново, тем более союзников у отца было достаточно. Слишком высокий риск. Дядя сделал это не из-за личных обид, а ради мира. Я понимаю. Хотя не могу сказать, что мне от этого понимания легче.
– А как ты… пережил это? То, что твой отец – убийца?.. Как?
Конечно, Риан не понял, зачем она это спрашивает. Вот и хорошо, вот и не нужно ему знать.
– Не уверен, что я это пережил, Тай. Мне больно, когда я думаю об отце. Мне хотелось бы поговорить с ним обо всем хотя бы раз, услышать его доводы и мысли. При этом я понимаю, что, скорее всего, после такого разговора мне было бы лишь больнее. Я был на площади в День Альганны, я видел его лицо. Он страстно хотел заполучить Венец и не менее страстно – убить императора. Мне неприятно это вспоминать, но каждый раз, когда воспоминания приходят, я говорю себе, что это был его собственный выбор, за который я не в ответе. Я другой человек, я никогда не пойду по его стопам. Не потому что не могу, а потому что не хочу.
Зря она спросила. Только хуже стало. Все-таки у них с Рианом разные ситуации. Принц Аарон убивал из-за собственного тщеславия, а ее отец… Что бы ни говорил Морган, Тайра понимала – он убил Зака из-за нее. Она не очень хорошо осознавала зачем и не была уверена, что хочет осознавать, да и какая разница? Главное, что из-за нее. И этот факт словно делал Тайру сообщницей. Ведь если бы не она…
Гадкие, неправильные мысли. Но как от них избавиться?!
– Я, кстати, ночью переносился во дворец.