Видящий 2
Шрифт:
Интерлюдия.
– Мам, можешь со мной поговорить?
Всю последнюю неделю дочь вела себя странно. Но любые попытки вызвать ее на откровенный разговор заканчивались провалом, а парочка - еще и скандалом. Опрос охраны тоже ничего не выявил: никаких необычных встреч и событий, все те же маршруты и занятия. Поэтому робкую попытку дочери самой начать беседу на беспокоящую ее тему, Елизавета Михайловна встретила с радостью:
– Конечно, Ангел мой, что тебя беспокоит?
– Мам, а папа нас любит?
– Конечно,
– чертов Павел, что ты опять натворил, что даже у дочери возникли сомнения?
– Мам, ты только не волнуйся... Понимаешь...
– девочка замолкла.
– Что, моя хорошая?
– Помнишь, мы про Задунайских говорили? Что надо, пока есть возможность подружиться с Машей?
– Конечно, помню. Но если у тебя не получается, то вовсе не стоит из-за этого переживать, у вас еще три года впереди.
– Нет, все в порядке, мы подружились. Еще не подружились, конечно, на самом деле, но все к тому идет. Маша - нормальная девочка, с ней легко.
– Тогда что тебя тревожит?
– Маша... Она на обеде всегда за одним и тем же столиком сидела с ребятами постарше...
– Тебя не приняли в их компании?
– Да, нет же, мам, дослушай! Там один мальчик, точнее уже юноша...
Мать, боясь вспугнуть откровение о первой любви, терпеливо молчала, облегченно вздыхая про себя. Всего лишь первые чувства, а она накрутила себе черт знает что!
– Он, понимаешь... Он... Он один в один похож на папу!
Даже гром, раздайся он сейчас в комнате, не произвел бы на женщину большего впечатления, чем эти слова.
– На папу?!.
– Да. На папу и на Мишу.
– Солнце мое, а ты не ошибаешься?
– Мам, я специально папины школьные фотографии нашла. Если не знать - то их не отличить! Мам! У папы что? Есть еще дети?
– и девочка, чья вера в непогрешимость родителей уже неделю, как трещала по швам, горько разревелась.
– Ангелочек мой, ну, что ты! Зачем же сразу плакать! Мало ли, может он из какой-нибудь побочной ветви!
– Мам, ну я же не слепая!
– Дочь, дай маме время все разузнать, ладно? Я же не видела еще этого мальчика. Только папе пока ничего не говори, хорошо?
– Не скажу! Только ты мне расскажи, что узнаешь, я все равно хочу знать! Даже если мне это не понравится!
– Конечно, доченька, расскажу. Как зовут этого юношу?
– Васин Егор. Он из Москвы перевелся сразу в последний класс. Только он всегда с Борисом Черным ходит, а он, говорят, сын Ярцева.
– Разберусь, малышка. Только помни про уговор: папе - ни слова!
Успокоив, как могла, дочь, еще довольно молодая и красивая женщина заметалась по комнате, заламывая в бессилье руки. Очередной байстрюк! Мало ей предыдущих унижений, когда только ленивый в свете не указывал на их семью пальцами, так снова началось! Мерзавец! Кобель!
А если мальчишка - сильный одаренный? Муженек, отсохни его достоинство, только таких и плодил! Слава богу, Миша, наследник, последний год стал выдавать нормальные показатели, а то до этого вообще все было
Сколько трудов положили родители, чтоб подделать все тесты, чтоб подсунуть Лизину кандидатуру в Потемкинские невесты! Скольких подкупили деньгами, должностями или шантажом! А через что пришлось пройти самой Елизавете? Лучшей подругой детства, и той пришлось пожертвовать ради цели!
А в итоге? Ее, мечтающую о сиянии Петербургских балов, заперли в охранямой усадьбе, где она раз за разом, как свиноматка рожала детей! А муженек тем временем неплохо отрывался на стороне, клепая ублюдков! А потом еще и признавая их во всеуслышание!
Ну, уж нет! Больше таких скандалов она не допустит! Тем более теперь, когда до цели - рукой подать! А махнувшим на нее рукой свекру и мужу она еще докажет, что рановато ее списали со счетов! Гордеевы не зря получили такую фамилию, фамильная гордость у них в крови! И не каким-то Потемкиным, ведущим род на два века позже вставать на их пути!
Глава 10.
К своему стыду должен признаться, что первым слежку заметил Борис. Точнее, даже не слежку, а постоянное направленное внимание. Мы с ним как раз в очередной раз посещали ателье, собираясь приодеться перед ноябрьскими торжествами у Задунайских. Большой прием предполагал присутствие кого-то из императорской семьи, может быть даже самого самодержца с супругой, поэтому в грязь лицом ударить не хотелось, а очередные пять сантиметров роста ненавязчиво намекали, что летний гардероб теперь годится только для церковной лавки, или как там этот благотворительный пункт называется.
Потихоньку, но свои комплексы насчет светских тусовок и необходимого для них дресс-кода я изживал, все больше вписываясь в местную жизнь, так что впервые принимал участие в обсуждении будущего костюма, а не стоял молчаливым истуканом с выражением лица "застрелите меня немедленно".
– Вот здесь вот еще укоротите, и немного заузьте!
– высказал свои пожелания мастеру, крутясь перед зеркалами в сметанной "на живульку" заготовке.
Портной, молча кивнув на мои предложения, вынул изо рта булавки, мешающие ему разговаривать, и заколол в требуемых местах.
– Борь, как теперь?
– уже отмучавшийся Черный, задумчиво рассевшийся на диване примерочной, оторвался от занимавших его мыслей, и оглядел получившийся образ.
– Нормально, - рассеяно согласился он.
– Что, значит, нормально? Не хочу нормально, хочу великолепно! Где преклонение перед моей гениальностью и красотой? Где цветы и аплодисменты?
– У меня в комнате кактус засох, приедем - отдам, - вырвался из плена меланхолии гаситель.
– Боря, кактус засохнуть не может! Он, к твоему сведению, растет в пустыне и в принципе способен обходиться без воды достаточно долгое время!
– я продолжал изучать собственное отражение, прикидывая, требует ли еще что-то переделки, или и так хорошо.