Вигляд 2.0 Заметки путешественника
Шрифт:
– Сколько по времени ехать?
– осведомился я у него.
– Минут шесть-семь.
– А в километраже?
– Восемь-десять километров.
Не ожидал, что моя географическая память заведет нас так далеко от необходимого места. Я наблюдал за электронным счетчиком перед лицом пассажира на переднем сиденье, которое не спеша отщелкивало центы и евро. За посадку 3.10 €, и потом по 1.40€ за каждый километр. Заплатив по калькулятору 12.20 €, и получив причитающуюся сдачу - всё до цента, мы ушли в приемное отделение клиники.
Оно представляло собой воздушное здание, стены которого
– Нам бы хотелось увидеть доктора Евгения Перлова, - спросил я у аккуратно одетой женщины лет сорока.
– Доктор Перлов! Сейчас я его вызову по телефону. Вы пока можете его подождать в комнате посетителей.
Комната посетителей представляла собой такой же прозрачный аквариум. Родственники вместе с пациентами ожидали своей очереди. Периодически подходили свободно одетые врачи, которые отличались большими связками ключей (без привычных для нас белых халатов) и исчезали вместе с больными в консультационных кабинетах.
– Нет, спасибо, мы здесь подождем.
– Доктор Перлов только что вышел из своего кабинета и направляется к вам.
– Спасибо большое.
Спустя минуту появился улыбающийся Евгений. Аккуратно одетый в джинсы, белую рубашку и фиолетовый пуловер, элегантные очки, легкая небритость на лице, короткая прическа, маленькая сережка в правом ухе поблескивала небольшим бриллиантом.
– Извините, пациенты задержали.
– Ничего страшного, нам это знакомо, извините, что отрываем вас от работы.
– У вас какие планы?
– Хотелось бы небольшую экскурсию по клинике, для Нади, да и мне освежить в памяти некоторые сведения.
– ОК! Пойдемте ко мне в кабинет. Я в течение года работаю на остром отделении. Приходится носить халат. В других отделениях врачи работают без халатов.
– Мы уже заметили.
– А чем обусловлена такая частая ротация? Вы ведь два года назад работали в отделении body line diseases (из его долгих объяснений я понял, что это расстройства, сопровождающиеся нанесением самоповреждений, вызванные инцестами).
– Руководство считает, что это необходимо для закрепления навыков, пока врач не станет заведующим отделения или не сможет самостоятельно заниматься врачебной практикой. У нас принят пятилетний курс обучения по специальности: четыре года психиатрии и один год неврологии. Все это время мы ведем больных. У неврологов соответственно наоборот: четыре года неврологии и год психиатрии. В Германии также отсутствует разделение врачей на психиатров, наркологов и психотерапевтом. Обычно я сам занимаюсь психотерапией со своими больными. Клиника пропагандирует бихевиоральный стиль психотерапии.
– А гипнозом у вас кто-нибудь занимается?
– Нет, насколько мне известно, и в Германии суггестивные техники мало представлены.
– Вот мой кабинет, - показывает Евгений, заходя в просторную, по рабочему неряшливую комнату, площадью метров тридцать, - я его разделяю вместе с психологом.
Привычный офисный стиль. Два персональных компьютера, неровные стопки бумаг, с десяток
Кабинет оказался проходным. Из него мы попадаем в просторную сестринскую комнату. Одна из сестер находится за пультом наблюдения, перед ней видеомониторы и множество разноцветных кнопок. Вторая сестра заполняет какие-то формы за компьютером. Нас приветствуют привычными немецкими улыбками и "gutten tag". Сестринская совмещена с кухней, комнатой для приема пищи, где имеются полноценная керамическая плита, холодильник, кофемашина и прочие принадлежности, необходимые в хозяйстве.
– А это, для кого овощи?
– указываю я на корзину, доверху наполненную капустой, морковкой, картошкой и свеклой с луком.
– Это для больных...для отработки социальных навыков самообслуживания. Здесь есть также крупы, пряности, молоко, и все остальное, что необходимо для приготовления пищи.
Далее мы проходим в процедурную, где продолжается знакомство с отделением.
– Большую часть процедур у нас делает врач. Внутримышечные, внутривенные инъекции совершает только врач. Медсестра лишь приносит капельницу. Перевязки - тоже врачебная процедура.
Доктор Перлов получил базовое медицинское образование в Санкт-Петербурге и поэтому знает, чем нас удивить. Он демонстрирует медицинские предметы, историю болезни и делает акценты на отличиях немецкой и российской психиатрии. Хотя лет двести назад считали, что отечественная психиатрия произошла из немецкой.
– Вот история болезни, - показывает наш экскурсовод планшетную папку, в которой вставлены множество листов, отмеченных различным цветом и шрифтом, - к сожалению, мы пока единственная из университетских клиник, которые не перешли на электронную версию. Но работа над этим идёт. В течение этого года планируется переход. Удобно и просто!
– В нашем госпитале тоже работа над этим идет, но думаю, что потребуются годы для реализации этой программы... Вы можете показать, как выглядит бланк добровольного согласия пациента на госпитализацию?
– решил уточнить я, листая пластиковый планшет истории болезни.
– У нас все пациенты госпитализируются добровольно. Конечно, бывают случаи недобровольной госпитализации, но это чаще встречается в крупных федеральных больницах. В таких случаях в течение 72-х часов врач подготавливает документы для суда, но, как правило, судьи доверяют врачам и редко устраивают выездные заседания (закон о психиатрической помощи в России подразумевает нечто подобное, так же, как и практика отношений с судебными органами).
Далее нам показывают разделы истории болезни. Они, в целом, похожи с российскими аналогами, за исключением сестринских дневников, которые показались более подробными нежели врачебные. Оно ведь и верно, так как с больным больше времени проводит медицинская сестра. Обращает внимание более структурированный первичный осмотр пациента, который выносится для удобства дежурного врача на вторую страницу истории болезни.
– А выписной эпикриз как выглядит?
– У нас это называется выписным письмом. Я его не пишу. Диктую на микрофон, потом секретарь его составляет. Бланки из истории болезни вынимаются, сшиваются и отправляются в архив на хранение.