Вихрь пророчеств
Шрифт:
– Значит, – подвел итог Шимас, – все это очень серьезно.
– Еще бы. После праздников Магистрат собирается – и это, наверное, случится уже при твоем участии – объявить о начале публичного обсуждения. А тогда и видно будет.
Поставив чашку на стол, Шимас поднялся и подошел к окну.
– Что ж, следующий год обещает стать богатым на события.
Небо над Кованхаром продолжало пламенеть разноцветными огнями, сплетающимися между собой в замысловатые узоры. Но он смотрел не на них, его взгляд устремился к горизонту, за которым, далеко-далеко на северо-востоке,
В последние дни Шимас много думал о Глыниш вер Лейфар – мужественной и самоотверженной женщине, пожертвовавшей собой, своей бессмертной душой ради спасения человечества. Он гадал, куда она отправилась, что делает сейчас. Не верил, не мог поверить, что Глыниш нашла приют у кого-нибудь из черных, как думали ведьмы. Теперь ее ничто не связывало с ними, она исполнила свою миссию и, по твердому убеждению Шимаса, больше не собиралась подчиняться Ан Нувину.
Но для ведьм и обычных колдунов Глыниш навсегда останется прислужницей Врага. Несмотря на все ее благородные мотивы, несмотря на ее самоотречение, они не смилостивятся над ней, а при первой же возможности схватят и казнят. Или усмирят…
Шимас пытался представить, как бы он сам поступил на месте Глыниш. Наложил на себя руки? Или просто скрывался до смерти, пользуясь возможностями, предоставляемыми ему доступом в Тындаяр?.. Нет, ни в коем случае! Он бы не стал впустую тратить оставшуюся жизнь, а постарался сделать что-то полезное для человечества. Скажем, исследовать все Островное полушарие и составить его подробную карту. А еще лучше, отправился бы на Лахлин, где король Имар восстал против Конгрегации, и помог ему. Направил бы силу, полученную им от космического Зла, на борьбу со злом вполне земным – но оттого не менее отвратительным…
– Пылиб, хватит нам тут сидеть, – сказал Шимас, отвернувшись от окна. – Пойдем на улицу, встретим новый год.
В отличие от жителей Абрада, лахлинцы не праздновали Солнцестояние. В ночь с сорок первого рагвира на первое хверода они ревностно молили Дыва о прощении всех грехов, совершенных ими в минувшем году, и даровании безгрешной жизни в году грядущем. Кто молился в одиночестве, кто – в кругу родных или друзей, а многие сходились в церкви и часовни, где в эту ночь местные проповедники от заката и до самого рассвета отправляли новогоднюю службу.
Бланахский кафедральный собор Святого Падара был полностью забит верующими, места для всех не хватило, поэтому люди молились и на паперти, и на ступеньках, и даже на площади, где свирепствовала ночная метель. Они не только замаливали свои грехи, но еще и попутно просили Великого Дыва об исцелении их земного заступника, принца Лаврайна аб Брогана, регента Лахлинского королевства и преданного борца за Святую Веру. Ему нездоровилось всю последнюю неделю, и кое-кто утверждал, что болячку на него наслали колдуны, подстрекаемые Имаром-вероотступником.
Но даже среди самых пламенных сторонников Лаврайна в это не очень многие верили. Слишком уж обычной была его болезнь – воспаление
Все внешние двери покоев принца охраняли усиленные наряды часовых. В эту ночь их было больше, чем обычно, чтобы они имели возможность по очереди предаваться молитвам, не ослабляя бдительности. А в самих покоях дежурили четверо слуг и врач с помощником, готовые немедленно примчаться к Лаврайну по первому же его вызову.
Поэтому Йорверт был крайне осторожен. Он вышел из Тындаяра в таком месте спальни, где принц не мог его увидеть, и быстро, но надежно защитил комнату глушительными чарами. Потом наложил на окна затемняющее заклятие и отправил своим спутникам условный сигнал.
Через несколько секунд справа от широкой кровати появились Кыван аб Ридерх и Глыниш вер Лейфар. А почти одновременно с этим в противоположном конце комнаты возникла стройная фигура, закутанная в длинный черный плащ с капюшоном. Она бесшумно отступила в угол, спрятавшись за шкафом.
Йорверт подошел к кровати с левой стороны, а Кыван тем временем зажег магический фонарь, от света которого Лаврайн проснулся и тотчас зашелся хриплым, глубоким кашлем. Глыниш склонилась к нему, он испуганно отшатнулся и, с трудом одолевая кашель, простонал:
– Стр… Стража!
– Вас никто не услышит, – спокойно заговорила Глыниш, не скрывая своего минеганского выговора. Разумеется, Лаврайн не мог отличить его от остальных северных диалектов, но должен был сразу понять, что его собеседница – не лахлинка. – Наши чары не позволят ни одному звуку выйти за пределы спальни.
Эти слова еще больше испугали принца.
– Вы кол… – начал было он, но снова закашлялся, прижав руку к груди.
Глыниш взяла со столика у изголовья кровати стакан, выплеснула из него воду прямо на ковер, а вместо нее налила прозрачной и немного вязкой жидкости из принесенного с собой пузырька.
– Вот, выпейте.
Лаврайн вжался в подушку и слабо мотнул головой, глядя испуганными глазами на предложенный стакан.
– Не бойтесь, принц, – сказала женщина, – пожелай я вас убить, просто остановила бы ваше сердце. А здесь лекарство, волшебный эликсир. От него вам сразу полегчает, а к утру вы вообще выздоровеете. Останется только слабость из-за вызванного болезнью общего упадка сил. Ну давайте же! Не заставляйте меня заливать вам в глотку.
Она поднесла стакан к его рту. Он пошевелил было рукой с намерением оттолкнуть руку Глыниш, но потом передумал и послушно выпил эликсир.