Вихрь
Шрифт:
– Остригите меня по моде, – сказал он, поясняя движениями пальцев. – Обрежьте волосы, сделайте пробор посередине, т. е. около середины… Здесь снимите покороче… Здесь оставьте побольше… Только не обкорнайте меня совсем, – объяснял он парикмахеру на своем скверном немецком языке.
Мастер пустил в ход свои ножницы и гребешок. Жан с большим волнением следил за его работой в зеркале.
Когда он, наконец, встал, он увидел, что совсем преобразился. Парикмахер его поздравил, неприятно осклабившись. Жан нерешительно принял эти похвалы. Он заплатил и со вздохом вышел на улицу. Было половина первого, когда он
Когда же, наконец, он вынырнул из-за угла, Жан почувствовал нечто вроде ужаса. На мгновенье ему показалось, что громадное строение из серого камня выросло перед ним, как вековечное препятствие.
Автомобиль быстро взлетел на подъемный мост. У входа на широких ступеньках показался ливрейный лакей.
В сенях было очень темно. Каменные стены уходили ввысь, теряясь во мраке еще совсем темного потолка, как будто из черного дерева, украшенного вбитыми в него большими гвоздями. Кругом висели знамена, истрепанные, поблекшие, выцветшие, воткнутые в железные втулки. В камине золотыми языками полыхало пламя от огромных поленьев, а на старинном, сильно потертом столе стояла ваза с пунцовыми цветами.
«Неужели здесь можно жить!» Жан содрогался при этой мысли, продолжая идти за лакеем. Мрачная красота этого замка давила его. Он почувствовал облегченье, когда они достигли, наконец, коридора. Здесь, по крайней мере, были – голубой ковер, шелковые занавески и громадные окна. Лакей распахнул дверь и, не входя в комнату, доложил:
– Мсье Виктуар.
Ирэн вышла навстречу. Увидев Жана, она остановилась на секунду, затем подала ему руку.
– А, вы удивлены! – заявил он мальчишески бойко.
Он рассмеялся без всякого стеснения, наклонив голову так, чтобы она могла заметить его новую прическу, и спросил:
– Вы одобряете, графиня?
Его наивность позабавила Ирэн.
– Я нахожу, что она лучше прежней, – ответила она.
Жан подошел к венецианскому зеркалу, висевшему над камином, и стал сосредоточенно себя в нем рассматривать. Затем с серьезным выражением лица повернулся к Ирэн.
– Я счастлив, что угодил вам, – простодушно сказал он. – Я это сделал для вас.
Он пристально глядел на нее своими темными глазами. Ирэн стояла, наклонившись над серебряным ящиком с папиросами. Крышка не открывалась. Она с улыбкой взглянула на Жана.
– Мсье Виктуар, я боюсь, как бы ваша игра от этого не пострадала. Легко сказать, вы мне навязываете роль Далилы, между тем как я, право же, в этом неповинна.
– Разрешите вам помочь, – сказал Жан, подходя и беря в руки ящик для папирос. – Когда вы говорите по-французски, – продолжал он, – я узнаю мой родной язык. Все здесь, кроме вас, говорят с ужасным придыханием.
– Я провела два года в монастыре под Парижем. Ящик открылся, и несколько папирос выпало на пол. Жан стал их собирать. В то время как он был занят этим, Ирэн обратила внимание на его тонкие красивые руки. Она заметила также его новый, совсем свежий костюм и ботинки с незапятнанными подошвами. Все эти ничтожные мелочи, как новое платье и перемена прически, как будто придавали
– А, вы жили во Франции, графиня? Что за страна!
Он улыбнулся и стал тихо насвистывать мелодию из «Миньон».
– Я все время думаю, – заговорил он опять, – о том моменте, когда я дам мой первый концерт в Париже.
Ирэн села в одно из больших кресел. Он уселся близ нее верхом на старинный итальянский камышовый стул, обхватив руками его спинку черного дерева.
– Вы учились в Париже, не правда ли? – спросила она.
Его лицо омрачилось.
– Я голодал в Париже, – сказал он резко. Он выпустил спинку стула из своих рук и стал с жаром рассказывать об испытаниях своей юности. Это повествование было очень приукрашено разными эффектами. Жан постарался сделать сюжет интересным. Артисту так трудно быть прозаически правдивым. Вдруг он остановился и, рассмеявшись, сказал:
– К чему надоедать вам своими рассказами? Давайте поговорим о чем-нибудь другом. Если бы вы знали, как я ждал сегодняшнего дня!
– Вы, видимо, любите, мсье Виктуар, ставить своих собеседников в неловкое положение?
– Я рад хоть таким путем нарушить вашу невозмутимость, спокойствие…
В этот момент раздался телефонный звонок.
– Простите, – сказала Ирэн, беря трубку. Жан смотрел на ее лицо, пока она слушала. До сих пор он еще не видел ее без шляпы и теперь разглядел ее прекрасные волосы. Они были высоко зачесаны над лбом, а когда она наклоняла голову, чтобы говорить в трубку, он видел на затылке крошечный мягкий локон, закрутившийся тугим колечком.
Он чувствовал интерес к Ирэн еще до того, как узнал ее ближе. А сейчас он испытывал острое желание сломать ледяной барьер очаровательной невозмутимости, окружавший ее, как ему казалось. Ее безмятежность подстрекала его. Ему хотелось проникнуть за ее порог, смести ее. Был ли он влюблен в Ирэн? Он не знал этого. Он только знал, что она для него привлекательна, и пламенно желал, чтобы она чувствовала к нему то же самое. Это нисколько не было похоже на чувство, которое будила в нем Аннет: он испытывал к Ирэн чувство интимной дружбы, радостное и веселое.
В ожидании он нервно ерошил себе волосы. Разговор по телефону казался ему бесконечным. Ирэн за все время сказала только «Да», затем: «Я очень огорчена, моя милая», затем снова «Да» и, наконец, повесила трубку.
– К сожалению, моя кузина мадам де Кланс не может приехать.
– Придет ли еще кто-нибудь? – спросил Жан. – Я хотел бы играть только для вас одной.
– Моя кузина прекрасно поет, она должна была петь у меня сегодня.
Жан подошел к камину, чтобы согреть себе руки. Вдруг он быстро повернулся.
– Не знаю почему, – запальчиво заявил он, – но мне было бы неприятно, если бы вы позвали сегодня еще кого-нибудь. Я хотел прийти, чтобы быть наедине с вами, чтобы узнать вас поближе. Все время я только хотел узнать, наконец, ваше настоящее «я», без маски…
В этот момент дверь отворилась, и лакей доложил:
– Завтрак подан!
Проклиная эту внезапную помеху, Жан последовал за Ирэн по коридору. Она шла быстро, так как чувствовала себя очень взволнованной. Это было чувство, похожее на страх, но в то же время, скорее, приятное.