Вихри Мраморной арки
Шрифт:
— Так это ты включил отопление в пиццерии, где ужинала Сьюэнн со своим женихом? — спросила я. — И «Атаку душегубов» в прокате тоже ты взял?
— Я хотел с тобой поговорить. Сам виноват — надо было снять кепку, и ты бы мне поверила, но я стеснялся своей лысины.
— Нельзя судить о людях по внешности, — заявила я.
К пятнадцатому декабря продажи головных уборов резко пошли на убыль, торговый центр был забит раздраженными покупателями, группа борьбы за права животных явилась в
Сити-Холл с протестом против меховой шубы Санта-Клауса, а бывшая жена Гэри пропустила
До Рождества осталось четыре дня, и все полностью вернулось на круги своя. На работе никто не носит шапок, кроме Джима; Сольвейг собирается назвать дочь Дуранго; Ханзигер судится с начальством из-за увольнения… Продажи антидепрессантов поползли вверх. Минуту назад позвонила мама: у Сьюэнн появился новый парень — террорист. Мама, как обычно, поинтересовалась, не встретила ли я кого-нибудь на работе.
— Встретила, — призналась я. — Приведу его на рождественский ужин.
Вчера Бетти Холланд подала в суд на Натана Стейнберга, обвиняя его в сексуальных домогательствах из-за поцелуя под омелой, а меня по дороге домой чуть не сбила машина. Зато мир избавился от опасности некроза, увядания листвы и наростов.
И это позволило мне написать интересный рождественский листок.
Выдумки, говорите?
Желаю вам всем веселого Рождества и счастливого Нового года!
Нэн Джонсон.
ПУТЕВОДИТЕЛИ
ПОЖАРНАЯ ОХРАНА [10]
История победила время, которое еще ничем не было побеждено, кроме вечности.
20 сентября. Конечно, я тут же захотел взглянуть на ка мень пожарной охраны, и, естественно, его еще не установили. Его торжественно открыли в 1951 году, и его высокопреподобие настоятель Уолтер Мэтьюз произнес речь, а пока еще шел 1940 год. Я это прекрасно знал. Я ведь сходил посмотреть этот камень с дурацкой мыслью, что будет полезно обозреть место преступления. Куда полезнее, конечно, был бы ускоренный курс о Лондоне в период блица, не говоря уж о том, чтобы получить немножко времени на подготовку. Мне предложили обойтись и без того, и без другого.
10
Fire Watch © Перевод. И. Гурова, 1997
— Путешествие во времени, мистер Бартоломью, это не поездка на метро, — сказал досточтимый мистер Дануорти, моргая за стеклами своих антикварных очков. — Либо вы отправитесь двадцатого, либо не отправитесь вовсе.
— Но я же не готов, — возразил я. — Ну послушайте! У меня ушло четыре года на подготовку для странствований со святым Павлом, а не с его собором! И вы не можете требовать, чтобы я за два дня приготовился к блицу в Лондоне.
— Можем, — сказал Дануорти. — И требуем.
— Два дня! — кричал я на Киврин, мою соседку по общежитию. — И все только потому, что какой-то паршивый компьютер добавил собор к святому Павлу! А досточтимый Дануорти даже глазом не моргнул, когда я ему объяснил, какая произошла накладка. «Путешествие
— Вовсе нет, — говорит она. — Ничего подобного! Он здесь самый лучший. И может, тебе стоит прислушаться к его словам.
А я-то ждал от Киврин хоть чуточку сочувствия. Сама она чуть не в истерику впала, когда ее отправили в Англию XIV века вместо XV. А как эти века оцениваются по шкале практики? Даже учитывая инфекционные болезни — максимум на пятерку. Блиц тянул на восьмерку, а собор Святого Павла — с моим-то везением — весил полную десятку.
— По-твоему, мне следует еще раз поговорить с Дануорти? — Да.
— А дальше что? У меня в распоряжении двое суток. Я понятия не имею ни о деньгах, ни о языке, ни об истории. Ни малейшего.
— Он хороший человек, — сказала Киврин. — По-моему, тебе надо послушать его, пока есть такая возможность.
Старушка Киврин в своем репертуаре. Всегда кладезь сочувствия.
Из-за этого хорошего человека я и стоял сейчас в открытых дверях западного портала и таращил глаза, как провинциальный олух, каким, впрочем, мне и полагалось быть, высматривая мемориальный камень, которого там нет. Спасибо хорошему человеку! По его милости я был настолько не готов к моей практике, насколько это зависело от него.
Внутренности собора я почти не видел. Где-то в глубине мерцали свечи на аналое, а ближе по направлению ко мне двигалось смутное белое пятно. Причетник. А может, и сам высокопреподобный настоятель Мэтьюз. Я вытащил письмо моего дяди, священника в Уэльсе, которое предположительно должно было открыть доступ к настоятелю, а заодно погладил задний карман, проверяя, не потерял ли я «Микрооксфордский словарь английского языка, дополненный, с историческими приложениями». Я свистнул его из Бодлеинки, иными словами, достославной библиотеки Оксфордского университета. Конечно, во время разговора воспользоваться словарем я не мог, но если повезет, на первых порах я как-нибудь продержусь, улавливая общий смысл, а незнакомые слова посмотрю позже.
— Вы из веэспевео? — спросил он. По виду мой ровесник, ниже меня на целую голову и заметно более худой. Почти аскетически. Что-то в нем было родственное Киврин. Он прижимал к груди нечто белое. При других обстоятельствах я бы решил, что подушку. Но при других обстоятельствах я бы понял, что мне говорят, а так у меня не было времени очистить голову от средиземноморской латыни и иудейских законов, чтобы выучить лондонский жаргон, а также правила поведения во время воздушных налетов. Всего два дня с досточтимым Дануорти, который распространялся о священном долге историка вместо того, чтобы объяснить мне, что такое веэспевео.
— Так вы из веэспевео? — повторил он.
Я чутьбыло все-таки не вытащил «Микрооксфорд» — Уэльс ведь почти заграница, но вроде бы в 1940 году микрофильмов еще не существовало. Веэспевео? Это словечко могло означать что угодно, включая и пожарную охрану, а в таком случае потребность ответить «нет» могла все испортить.
— Нет, — сказал я.
Внезапно он рванулся вперед мимо меня и выглянул за дверь.
— Черт! — сказал он, возвращаясь ко мне. — Куда они запропастились, ленивые буржуазные стервы!