Вихри Валгаллы
Шрифт:
Трилиссер оглянулся затравленно. Агранов, глядя вниз, сосредоточенно чистил ногти.
Шульгин слегка сжал пальцы. От пронзительной боли начальник ИНО глухо взвыл и присел.
Сашка убрал руку. Смотрел в глаза «пациенту», усмехался презрительно.
Трилиссер переступил непослушными ногами, опустился на край оттоманки. Шульгину вдруг показалось, что он сейчас, как шпион в старом фильме, вопьется зубами в свой воротник. И приготовился такой исход предотвратить.
Вместо этого чекист долго задирал край длинной, чуть не до колен, гимнастерки («У Лариски юбка куда короче», – мелькнула неуместная мысль), возился пальцами в тесном часовом
– И куда мы его засунем? – поинтересовался Сашка с двусмысленной интонацией, рассматривая вещицу, больше подходящую для бабушкиной шкатулки, чем для сейфа чекистского начальника. Хотя нет, изделие хоть и мелкое, но с многими хитростями.
– Давай, Миша, показывай, чего уж теперь… – Агранов старался держаться так, чтобы коллеге не понять было, жертва он сам или все-таки сообщник врангелевского полковника.
Но Трилиссер провести себя не дал.
– Ох и пожалеешь ты, сука, ох и пожалеешь! – прохрипел он в бессильной злобе и открыл еще одну дверь в углу. Там помещались розовый унитаз в стиле «модерн» и раковина с двумя бронзовыми кранами.
Чекист нажал что-то под раковиной, овальное зеркало со щелчком отошло от стены. За ним и скрывалась дверца сейфа.
– Отпирай, – протянул ему ключ Шульгин.
Десяток разной толщины папок, кожаных и картонных, скрывал в себе столько секретнейших тайн, что Шульгин даже удивился самообладанию Трилиссера. Другой на его месте с воем катался бы по ковру, рыдая и колотя ножками, а этот ничего… Одни листки с длинными колонками названий банков, номеров счетов и кодов сейфов стоили… И даже не в конкретных суммах фунтов и франков их ценность.
– Дай ему закурить, – бросил через плечо Шульгин, торопливо пролистывая бумаги. – И водки чуть плесни.
Он открыл очередную папку, и ему показалось, что это мистификация. Просто вот для смеху кто-то составил сводки, рапорты, отчеты, подшил телеграммы, отпечатанные крупными литерами аппарата «Бодо».
«Ну и ни… себе!» – захотелось ему воскликнуть. Шульгин захлопнул папку, не подавая виду, будто она его заинтересовала.
– Хорошо, товарищ Агранов. На сегодня все пока. Я поехал, а вы тут сами продолжайте. – И он направился к двери, осенив Трилиссера внезапно вспыхнувшей надеждой: «полковник», мол, уедет, а уж с Яшкой я знаю, как договориться. Но в приемной Шульгин остановился. – Того, что в дальней комнате с Аграновым, – в наручники и за мной, – приказал он одному из офицеров. – А ты моментом разыщи капитана Кирсанова, тут ему работенка подвернулась…
ГЛАВА 20
Шульгин с захваченными документами поехал не на Гоголевский бульвар и не куда-нибудь еще, а в Столешников, чтобы просмотреть их в помещении, защищенном от окружающего мира абсолютно, в котором, заперев за собой тяжелую дубовую дверь, можно быть уверенным, что она тебя отделила не просто от лестничной площадки, выходящей в нестабильно-бессмысленный мир двадцатого года, а вообще изолировала от любой человеческой реальности. Точка. Ничего нет за бортом, кроме абстрактной Вселенной и тебя. В таких условиях можно, сбросив на пол в прихожей куртку и сапоги, переодевшись в нагретую на батарее в ванной фланелевую пижаму, сесть у стола в глубокое кресло, завести на магнитофоне Шестую сонату Паганини для скрипки и гитары, закурить толстую трещащую сигару и начать наконец внимательно изучать бумаги крутейших шефов ВЧК.
Часа на два этого интересного занятия ему хватило. Потом он позвонил в приемную Трилиссера
– Яков Саулович, – сказал Шульгин чекисту, когда тот наконец появился в гостиной, с которой у него были связаны, наверное, не самые лучшие воспоминания, – здесь у меня достаточно материалов, чтобы сделать тебя начальником ГПУ, если ты захочешь, или даже председателем Совнаркома, но сейчас, пожалуйста, привези мне своего профессора. Полковник Басманов обеспечит транспорт и охрану. Договорились? Часа вам хватит?
– Лучше два, – ответил Агранов. – Ехать далеко, и старик капризный…
В благоустроенной, теплой, освещенной ярким электрическим светом квартире, так похожей на довоенные московские и петербургские, да еще и с богатейшим баром, профессор Удолин вновь почувствовал себя цивилизованным человеком.
Засаленное тряпье, изображавшее его одежду и сравнительно прилично выглядевшее в убежище, которое предоставил ему Агранов, здесь смотрелось ну если не мерзко, то некрасиво. Шульгин это понял и прежде всего проводил «гостя» в ванную, а потом предоставил ему на выбор богатый гардероб прежнего хозяина.
Распаренный, переодевшийся в светло-коричневый лавсановый костюм венгерского производства (все здешнее имущество представляло собой наилучший ассортимент сотой секции ГУМа года этак 65-го), с бокалом едва разбавленного виски, Удолин распростерся в кресле, улыбаясь слегка растерянно, не совсем понимая, что сулит ему очередная встреча с Александром Ивановичем. Предыдущая оставила у него сложные впечатления.
Шульгин, словно бы посторонний здесь человек, сидел в сторонке, рядом со стереофоническим комбайном (было когда-то такое наименование для сочетания лампового приемника, катушечного магнитофона и электрограммофона в одном полированном ящике), с задумчивой улыбочкой слушал виртуозные скрипичные пассажи кого-то из великих исполнителей, ждал, когда клиент созреет.
– Константин Васильевич… – Голос Шульгина прозвучал для профессора несколько неожиданно, он и сам увлекся прелестной музыкой, так чудесно накладывающейся на первую, самую приятную волну алкогольной эйфории. – Если вы хотите, мы завтра же можем переправить вас в Крым или любую точку цивилизованного мира по вашему выбору…
– А зачем, любезнейший? – вопросил профессор, делая следующий длинный глоток. – Зачем? Ubi bene, ibi patria… Мне здесь хорошо, ergo…
– Ну, дело хозяйское. Я думал… Ладно. Тогда перейдем непосредственно к делу. Вы прошлый раз помогли моему другу Андрею выйти в астрал и порешать там кое-какие наши проблемы. Сейчас ситуация сложилась таким образом, что в оный астрал необходимо прогуляться мне. Ненадолго, но немедленно. Можете организовать?
– Да как же, Александр Иванович? Андрей Дмитриевич был человеком настолько подготовленным, больше меня знающим… Да что я вам рассказываю… А вы? Нет, я вас тоже уважаю, но как я смогу? Философия высших уровней постижения реальности, алмазная сутра, этого же нельзя передать за минуты, да что там минуты, за дни даже… – Выглядел при этом профессор примерно так, как благовоспитанная тетушка, которой в лоб предложили продать любимую племянницу в бордель…
Шульгин выслушал его со спокойным выражением лица, немножко насмешливым, может быть. Или даже удивленным – о чем, мол, ты говоришь?