Викинг. Бог возмездия
Шрифт:
– Я считаю, что им нужно перерезать глотки и бросить их в море.
Посланники конунга Горма переглянулись и одновременно положили руки на рукояти мечей, потому что, хотя они и были вооружены, в Скуденесхавне хватило бы людей, чтобы прикончить их без малейших проблем. Однако лучшие воины деревни, заслужившие серебро своего ярла подвигами, погибли. Такие, как Слагфид и Стирбьёрн, Торальд и Хаки, были мертвы, и это знание висело на шее Харальда, точно мельничный жернов.
– Убей их, Харальд, – сказал Асбьёрн.
– Попридержи язык, Асбьёрн, – рявкнул ярл и одновременно бросил взгляд на Сорли,
Что еще мог он сделать, как не повиноваться и отправиться к конунгу согласно приказу?
– Мы придем за нашими мертвыми товарищами, – сказал Харальд. – Завтра, чтобы похоронить их или предать огню, прежде чем они начали вонять. Что же до рога, чтобы отмерять вергельд, я прихвачу свой собственный, так что вашему конунгу следует позаботиться о том, чтобы серебра хватило.
Посланник никак не отреагировал на слова «вашему конунгу» – и поступил мудро. Вместо этого он вежливо поклонился и зашагал прочь, и его молчаливый спутник, точно дурной запах, последовал за ним.
Когда они, сев на своих лошадей, проезжали в ворота низкого палисада, Улаф посмотрел на Харальда, и тот приподнял одну бровь.
– Итак, мы отправимся в Авальдснес, чтобы угодить в кучу дерьма, которую Рандвер вывалил на его очаг?
– Разве у нас есть выбор? – спросил Харальд. – Давай, дядя, я готов выслушать любые другие предложения.
На лице Улафа под кустистой бородой застыло выражение капитана, увидевшего серые камни, слабый прилив и команду новичков.
– Это собачье дерьмо конунг Горм с удовольствием наблюдал, как нас убивали, пока он находился в безопасности. Вполне возможно, что он сам отправил те два корабля, чтобы помочь Рандверу прикончить нас. А теперь мы должны снять портки и нагнуться перед ним?
– Лучше отправиться туда с оружием, приготовившись к схватке, чем следующие пять лет спать с одним открытым глазом, опасаясь что нас сожгут заживо в собственном доме, и балки «Дубового шлема» раздавят наших жен и дочерей. Конунг Горм, или Рандвер, или оба сразу могут привести сюда свои корабли и достаточно воинов с копьями – и быстро с нами покончить, даже если мы будем знать, что они явились.
Его слова были встречены одобрительными криками, потому что никто не желает дурной смерти, той, что подбирается сзади.
– Я не хочу, чтобы мне перерезали горло в моей собственной постели, – сказал Асбьёрн.
– А я не позволю никому убить мою жену и детей и трахать моих слуг, пока я могу дышать, – заявил другой, по имени Фроти, и прикоснулся к молоту Тора, висевшему у него на шее.
– Давайте отправимся к конунгу и посмотрим ему в глаза, гордо выпрямив спины, готовые сражаться, – сказал ярл Харальд. – Очень скоро мы узнаем, где закончится нить этого клубка.
– В луже крови она заканчивается, господин, – ухмыльнувшись, заявил Асгот, который сидел на ближайшем бугре и перебирал руками внутренности кошки.
Он был полностью обнажен, и его жилистое тело являло собой переплетение шрамов и диковинных фигур, нарисованных на коже, а руки покраснели от крови мертвого животного. Харальд повернулся и посмотрел на него, прикрыв рукой глаза от ослепительного сияния солнца.
– Эта лужа крови находится в Авальдснесе? – спросил он.
Сигурд знал,
– Нет, господин. Я вижу огонь в Авальдснесе, но не кровь.
– Может быть, это погребальные костры, – предположил Сорли. – Мы убили много людей ярла Рандвера и кое-кого из тех, кто служил конунгу.
Харальд почесал подбородок, заросший бородой, и нахмурился, точно залив Скуденесхавна во время первых порывов северного ветра.
– Значит, ты думаешь, что нам следует туда отправиться и выслушать, что скажет Бифлинди?
– С медведем правильнее сразиться, чем поворачиваться к нему спиной, – ответил Асгот, и даже Улаф, похоже, с ним согласился, поскольку коротко кивнул.
– Тогда мы должны подготовиться, – сказал он. – Решить, кто останется, а кто пойдет к конунгу. Мы же не хотим вернуться и обнаружить, что рабы сбежали, прихватив с собой наше серебро.
– Или же сюда заявился Рандвер, – добавил Фроти.
Улаф взглянул на своего ярла, но Харальд смотрел на море, и его мысли блуждали где-то далеко. Может быть, он надеялся увидеть, как в гавань входит «Рейнен» или «Морской орел», как весла взмывают в воздух, словно крылья, а Слагфид, Торвард и Зигмунд стоят на носу «Рейнена» и громкими голосами рассказывают историю о своей чудесной победе тем, кто собрался на берегу… Сигурд никогда не видел отца таким, и ему это совсем не понравилось.
– Сегодня вечером приходите в медовый зал, ярл выберет, кто войдет в его отряд, – объявил Улаф.
– А что нам делать сейчас? – спросила Герхильда, вдова Аги.
На ее лице застыло мрачное выражение, но все слезы она выплакала дома, подальше от посторонних глаз.
– Собирайте камни, – сказал Харальд, продолжая смотреть на залив. – И дерево. Мы похороним моих людей в каменном корабле. Они пали, сражаясь плечом к плечу, и должны вместе войти в чертоги Одина.
– А дерево? – спросил Асбьёрн, который вытащил вошь из бороды и раздавил ее между указательным и большим пальцами.
После его слов воцарилась мертвая тишина; все смотрели на ярла, лицо которого напоминало гранитную скалу.
– Я сожгу своих сыновей, – ответил он, все еще надеясь увидеть корабли, которые никогда не придут в родную гавань.
В «Дубовом шлеме» не звучали песни и похвальба, никто не устраивал перебранок или драк, никто не возился в темных углах. Но пили все – мед тек рекой, кубки и чаши не пустели ни на мгновение. Впрочем, радости не было, и Сигурд подумал, что это очень похоже на Хеорот, чертог Хротгара, окутанный горем после хаоса, устроенного Гренделем. Казалось, все жители Скуденесхавна собрались в медовом зале ярла Харальда, все, кроме нескольких мужчин и юношей, находившихся на маяке на холме к востоку. Дышать внутри было практически нечем, и все скамьи вдоль стен скрипели под тяжестью людей, забравшихся на них, чтобы лучше видеть происходящее.