Викинг
Шрифт:
Тогда Аэла выпустил свою последнюю стрелу. Он выпрыгнул из лодки и перевернул ее. Я увидел, как один из гребцов ухватил одной рукой Моргану, вцепившись другой в борт лодки, и решил сохранить ему за это жизнь. Убедившись, что она в безопасности, я мог уступить охотничьему азарту, и самые темные страсти хлынули в мое сердце.
Я увидел Аэлу, увлекаемого течением, — он расстегивал свои доспехи. Его голова маячила в сотне футов от нашего корабля. Он то поднимался, колотя руками по воде, то уходил под воду, пытаясь отстегнуть пояс. У меня не было возможности схватить весло и оглушить
Это была не та рыбалка, что устроила Китти у фризских берегов, но, тем не менее, очень забавная. Рыба и впрямь была крупной, хотя и на десятую долю не так благородна, как прошлый улов. Я немного поиграл с ним, позволив королю смешно побултыхаться в воде, пока люди выводили судно, ревя от удовольствия. Наконец я одним рывком вытащил его на борт. Не ради него, а потому что вдруг вспомнил о черноволосой девушке, все еще цепляющейся за перевернутую лодку, ибо люди с «Хельги» оставили без внимания мой приказ, увлекшись общим весельем. А сам я подумал о ней, о Моргане, моей потерянной невесте, так поздно!
— Свяжите его или убейте, если хотите, — сказал я своим людям, внезапно смолкшим, когда я освободил свой крюк. Затем я бросился в воду.
Один рывок донес меня до лодки, за которую я тут же ухватился своим острым стальным пальцем. Но когда я протянул Моргане живую, горячую и сильную руку, она не взяла ее.
— Я не нуждаюсь в твоей помощи, Оге, — раздельно произнесла она и отвернулась.
Глава шестнадцатая
ЗА МЕРТВУЮ РУКУ
Мои воины втащили нас на корабль, и вскоре мы пристали к берегу. Кто-то принялся разводить огонь, другие стали разглядывать пленника, но большинство смешались с викингами с других кораблей, которые уже ждали нас на берегу. И никто из воинов Одина ни разу не взглянул на Моргану, пока Китти стягивала с нее мокрую одежду и заворачивала в одеяло. Я тихо обсуждал с предводителями других кораблей расположение ночного лагеря и меры против внезапного нападения Йоркского гарнизона. Тем временем люди отдыхали, ели и пили.
Король Аэла сидел возле огня, связанный предусмотрительным Куолой. Я перерезал веревки на его руках. Один из придворных перетянул рану тряпкой, но ночной холод проникал под повязку, и сковывал руку.
— Ты не поймал бы меня, если бы не этот проклятый меч, — сказал он мне, — ремни перепутались, и я не смог его отстегнуть.
— Тот самый? — спросил я.
При первом же отсвете огня я заметил знакомые деревянные ножны.
— Скажи своим людям заткнуть их большие уши, и я буду отвечать. — Но после этой дерзости он увидел Алана, стоящего рядом: большие уши певца ловили каждое слово, широко раскрытые глаза — впитывали мельчайшие детали происходящего. — Алан был с нами прежде, пусть останется и сейчас, — приводя свою бороду в порядок, сказал Аэла уже более подобающим королю тоном.
Я попросил своих людей отойти, оставив лишь Алана
При Аэле находился только Рудольф, один из знатнейших эрлов; помня об этом и зная его в лицо, я позволил ему остаться молчаливым свидетелем происходящего.
— Если ты думаешь, что я все забыл, то ошибаешься, — продолжал король. — Я помню все подробности той ночи, и мой кузен Рудольф тоже. Энит подарила тебе меч, и ты отдал его Рагнару для последней битвы. Я говорил тебе, что когда отступит прилив, его найдут для тебя. Теперь ты можешь требовать его по праву обещанного или же по праву своей победы надо мной. Но ты не сделал этого до сих пор, и, похоже, уже не сделаешь.
— Ты не смог избавиться от него в реке, и я думаю, он, должно быть, просто не хочет с тобой расставаться, — сказал я.
— Его присутствие не всегда приносило удачу. Заметь, Оге, у него простой клинок, но из лучших толедских, его носил Огилви Сифилдский, дед моей матери. Когда он умирал, его единственной наследницей была внучка Энит, чьим отцом был мелкий рыцарь, сын кузнеца. Огилви завещал Мстителя, так зовется этот меч, самому достойному из ее сыновей, но сомневаюсь, чтобы старик верил, будто кто-нибудь из них сможет стать королем.
— Надо полагать, не верил, — сказал я вежливо; сам-то я был склонен верить в чудеса.
— Я был ее единственным сыном. В свою десятую зиму я впервые подошел к нему, и он порезал меня. Но когда я обнажил меч для поединка с Осбертом, он привел меня к победе, и Осберт бежал из своего королевства, а я ношу корону.
— Похоже, он любит тебя.
— Его любовь то обжигает, то леденит. Я не раз отказывался от него, но лишь для того, чтобы вновь опоясаться им. Однажды он разлучил меня с Морганой, когда я со своими гвардейцами пытался отбить ее у паломников, идущих поклониться гробу Одри в аббатстве Айл, которым Годвин поручил принцессу. Они дрались отчаянно, а Мститель завяз в кольчуге какого-то мошенника, и в суматохе они успели увезти ее в женский монастырь возле Линкольна, где она и пребывала, пока твои люди не выгнали ее огнем.
— Ты явился за ней все с тем же мечом.
— Я взял его для сражения с Осбертом, вернувшимся из изгнания. Осберт выбрал время, когда все мои помыслы заняты норманнами. Но я думал захватить заложницу, которая удержала бы тебя от войны, а тем временем разделался бы с ним, вот почему при мне Мститель. Но, вероятно, такова воля моего деда, переданная мне мечом: он, видимо, очень хочет, чтобы я был королем, но не имел Морганы, дочери Родри. Здесь и сейчас я отказываюсь от всех притязаний на нее и клянусь перед Иисусом, что никогда больше не стану пытаться получить ее.
— Слова человека, связанного, как курица, весят мало.
— Ты и не представляешь, сколько могут весить мои слова. Надеюсь, ты позволишь оставить мне мой меч, а значит, и корону. А я предложу тебе за это хорошую цену.
— Неплохая мысль, Оге! — сказал Алан, но я не понял всерьез он это или нет.
Китти, которая не могла понять ни слова, внимательно разглядывала меч.
— Какую цену? — спросил я, любуясь сиянием глаз Аэлы.
— Во-первых, половину золота, серебра и драгоценностей Нортумбрии.