Викинги и индейцы
Шрифт:
— Я скажу и это тоже, храбрый орел!
Вероятно, в тот момент трое мужчин думали об одном и том же, — о самопожертвовании, за которым последует ужасное мщение. Омене-ти попрощался с Лейфом и Пурпурным Облаком, подняв руку с открытой ладонью.
— Совенок станет великим охотником.
Мгновенье спустя Омене-ти исчез за можжевельником.
Пурпурное Облако вынул из замшевой рубахи просяную лепешку. Он разломил ее на две равные части.
— Ешь, ведь мы без остановки будем подниматься к облакам. А когда доберемся до Поля Последнего Мужества, уже будет глубокая ночь…
Где-то в
Глава VIII
Утренние облака, как лодки, проплывали над седьмым плато, когда Вабаш, шаман племени Баашимуна — людей Красных Ив — вошел в хижину великого колдуна Арики, не помахав на пороге опахалом из вороньих перьев, что отпугивает злых духов.
«Тот, кто носит рога», присев на корточки возле очага, где горели пахучие травы, наносил на лицо ритуальные краски: лестницу на лбу, что позволяет духам подняться в него, увенчанную полукругом, представляющим небесный свод, — там рождаются молнии, и два наконечника копья по обе стороны носа, символизирующие волшебное могущество.
Арики ревностно охранял свои права. Он уже был готов призвать Вабаша к соблюдению обычаев, когда его вдруг поразила крайняя взволнованность последнего.
— Я считал, что мой брат в стойбище людей Баашимуна на нижнем плато.
— Арики, мне известно, что Виннета-ка и все его племя воспользовались ночью, чтобы укрыться на плато таллегви.
Отшвырнув чашечки с цветной глиной, великий колдун вскочил так резко, что стукнулся головой о череп бизона, висевший на одном из бревен.
— Ты уверен?
— Как в том, что рыба живет в воде. Каждая семья взяла с собой даже ветви и шкуры со своих хижин.
— Виннета-ка нашел убежище на Поле Последнего Мужества. Сам он не мог додуматься до этого. Вождь островных манданов не знает темных тайн.
— Виннета-ка — друг О-Ке-Хе, — тихо сказал Вабаш. — А великий вождь шаванос стремится установить предел нашему могуществу.
— О-Ке-Хе покровительствует дочери Виннета-ка и ее ребенку.
Оба колдуна обменялись долгим взглядом. Каждый старался уловить мысль другого. Контраст был поразительным. Сморщенный Вабаш, с высохшим лицом старухи, завернутый в одеяло из волчьих шкур, походил на трухлявый ствол, державшийся лишь благодаря коре. От Арики исходила мощь воина в расцвете сил. У него на руках и ногах под сделанными из меди и раковин браслетами свободно перекатывались мускулы, а его грудь при каждом вдохе натягивала кожаную рубаху, выкрашенную в красный цвет — цвет пожара и познания.
— Думаю, нужно тайно собрать всех шаманов, что пошли за нами, Арики.
Арики свирепо покачал головой и вспомнил, что забыл надеть свой головной убор из шкур, украшенный бизоньими рогами и хвостами горностая.
— Шаманам не обязательно знать все. Слишком много среди них таких, что, не колеблясь, если представится случай, станцуют на твоем и моем телах танец крови. Лучше предупредить Нацунка, вождя народа Тетивы. У Нацунка есть друзья среди озерных вождей.
— Касве растоптал бы ногами вождя О-Ке-Хе.
— Касве и другие… Что думает мой брат Вабаш о действиях вождя О-Ке-Хе?
Хитрые глаза старого колдуна еще больше прищурились, и
— То же, что думает мой брат Арики. Я слушаю твои мудрые советы.
— Мы ударим по О-Ке-Хе через Виннета-ка. Из Нацунка вышел бы хороший верховный вождь шаванос, который не стал бы урезать власть шаманов. Начать нужно с Виннета-ка, нанеся сильный удар по его авторитету.
— У моего брата Арики вдохновенный ум. Рога бизона наделяют его прозорливостью. На Совете ты просил отсечь дыхание жизни от тела Иннети-ки и тела ее сына. Ты и сейчас так думаешь?
— Больше, чем когда-либо. Я собираюсь похитить дочь Виннета-ка и ее сына. Вот почему я нуждаюсь в помощи Нацунка Косоглазого. Манданы думают, что они в безопасности на плато Облаков, и мы поведем себя бесшумнее, чем рыси.
— А как ты поступишь с ними, о мудрый? Великий Дух вдохновляет тебя.
— Мы принесем их в жертву, чтобы умилостивить богов, Вабаш! Ты принесешь в жертву ребенка, а я — женщину. Один только Нацунк разделит нашу тайну. В глазах всех мы представим дело так, будто жену и сына викинга похитил сам Гитчи-Маниту. Мы это скажем на ближайшем Совете вождей и шаманов. Тогда все последуют за нами, ведь гнев Гитчи-Маниту станет явным. И мы разоблачим Виннета-ка и его порочный союз. И мы разоблачим О-Ке-Хе, который поддержал Виннета-ка.
Вабаш простерся ниц перед великим колдуном.
— Нужно, чтобы все происходило в молчании, Арики, иначе твой замысел рассыплется, как ворох сухих листьев.
«Тот, кто носит рога» скрыл свое раздражение. Вот уже и Вабаш — это старое прогнившее одеяло — вздумал давать ему советы!
— Пусть мой брат не беспокоится. Сегодня — первая ночь большой луны, когда злые духи бродят вокруг вигвамов и хижин. Воины не высунут и носа наружу. Нацунк и я возьмем с собой волшебные травы, что отпугивают демонов.
Он усмехнулся, поигрывая кожаными мешочками, пришитыми к его поясу.
— Я знаю, что Иннети-ки живет в хижине по соседству с Виннета-ка. Обычай мандатов требует, чтобы замужняя дочь не жила под одной крышей со своим отцом. Жди меня прямо здесь, Вабаш.
— Я буду ждать тебя здесь и сделаю, что должно быть сделано.
— Ты хорошо схватываешь суть, шаман. Гитчи-Маниту осыпет благодеяниями племя Баашимуна, край Красных Ив. Возвращайся к себе, но попроси Нацунка, не теряя времени, явиться ко мне. Ваши стойбища разбиты на одном плато. И набери в рот воды, Вабаш, если не хочешь, чтобы Гитчи-Маниту, повелитель молнии, обратил твои кости в пепел. Ты старик, а старики бывают порой болтливы…
Резким движением старый шаман откинул одеяло, сделанное из волчьих шкур, обнажив свое тщедушное покрытое шрамами тело. Горделивый огонек вспыхнул в его серых глазах.
— Годы клонят меня к земле, Арики, но я помню, каким молодым и сильным я был. Вот отметины обряда посвящения, а вот следы от ударов врагов. Их на моем теле больше, чем звериных следов на свежем снегу. Я ненавижу Виннета-ка, потому что он ставит под сомнение власть шаманов и потому что он заключил союз с пришедшими с моря белыми людьми. Моя власть не так велика, как твоя, но я чутко прислушиваюсь к голосу Великого Духа. Не отбрасывай меня с презрением, как изношенный мокасин, Арики.