Викинги

Бенгтссон Франц Гуннар

— Я сделал все, от меня зависящее, чтобы укрыть ее от мужских взглядов,— продолжал он, когда дьякон ушел,— что было необходимо для девушки такой красоты в таком месте, как это, ведь здесь сейчас проживает король, весь его двор и все его солдаты. Она проживает с монахинями блаженной королевы Берты недалеко от этого аббатства. Она оказалась беспокойным гостем, несмотря на то, что все монахини относятся к ней чрезвычайно любезно. Дважды она пыталась убежать, потому что, как она говорит, ей стало скучно, а однажды, совсем недавно, она возбу­дила желания двух молодых людей из благородных фамилий, которые увидели ее в монастырском саду и смогли обменяться с ней парой слов через стену. Так сильны были их чувства, что они однажды утром перелезли через монастырские стены со

своими друзь­ями и слугами и устроили там дуэль на мечах, чтобы решить, кому она достанется. Они дрались так отча­янно, что в конце концов пришлось уносить обоих со страшными ранами, а она сидела у окна и смеялась над такой забавой. Такого рода поведение невозможно в монастыре, поскольку может заразить души набож­ных сестер и повредить им. Но мне кажется, что ее поведение — скорее результат легкомыслия, а не злонамеренности. — Они оба умерли? — спросил Орм.

— Нет,— ответил епископ,— они поправились, хотя раны были тяжелые. Я сам молился за них. Я в то время был усталый и больной и мне тяжело было нести такое бремя на своих старых плечах. Я сурово поговорил с ней и просил ее принять предложение одного из этих людей, учитывая, что они оба так упорно дрались из-за нее и их благородное происхож­дение. Я сказал ей, что мне будет спокойнее умирать, если сначала она выйдет замуж. Но услышав это, она рассвирепела и заявила, что поскольку оба юноши живы, значит их дуэль была несерьезной, и она боль­ше слышать о них не хочет. Она сказала, что предпо­читает человека, врагам которого не требуются повяз­ки и молитвы после боя. Именно тогда она упомянула твое имя.

Епископ благожелательно улыбнулся Орму и поп­росил его не забывать про пиво.

— У меня были и другие заботы в связи с этим делом,— продолжал он,— так как аббатиса, преподо­бная леди Эрментруда, решила наказать девушку розгами за то, что заставила этих двоих драться. Но учитывая, что моя бедная крестная дочь является только гостьей в монастыре и к тому же королевской дочерью, мне удалось отговорить ее от такого рода крайностей. Это было нелегко, потому что аббатиса обычно не любит слушать советов и имеет невысокое мнение о мудрости мужчин, даже епископов. Однако, в конце концов, она заменила свой приговор на трех­дневный пост с молитвами, и мне кажется, это очень удачно, что она это сделала. Правда, преподобная леди Эрментруда — женщина железной воли и боль­шой физической силы, более широкая в кости, чем большинство представительниц ее пола, тем не менее, одному Богу известно, кто из них пострадал бы боль­ше, если бы она попробовала высечь розгой дочь ко­роля Харальда. Моя бедная крестная могла и одер­жать верх, и тогда стала бы еще дальше от блажен­ства.

— В первый же раз, когда мы с ней говорили,— сказал Орм,— мне стало ясно, что она никогда не пробовала розги, хотя я и не сомневаюсь, что иногда она ее заслуживала. Но чем больше я узнавал ее, тем меньше это меня беспокоило. Я думаю, что смогу с ней справиться, хотя иногда она бывает упряма.

— Мудрый царь Соломон,— сказал епископ,— заметил, что красивая женщина, не умеющая себя вести, подобна свинье с золотым кольцом в морде. Вполне может быть, поскольку царь Соломон понимал толк в женщинах. И иногда, когда ее поведение до­ставляло мне хлопоты, я с грустью вспоминал его слова. С другой стороны, и это меня сильно удивляло, мне бывало очень трудно сердиться на нее. Я думаю, что ее поведение отражает всего лишь буйность и необузданность молодости, и может случиться, что, как ты говоришь, тебе удастся обуздать ее, не прибегая к наказанию, даже когда она будет твоей женой.

— Есть еще один момент, достойный рассмотре­ния,— сказал брат Виллибальд.— Я всегда замечал, что женщины становятся более покладистыми после того, как родят троих-четверых детей. Я слышал, что женатые мужчины говорили, что если бы Бог не ус­троил так, то состояние брака было бы трудно пере­нести.

Орм и епископ выразили свое согласие с таким замечанием. Затем они услышали шаги, приближав­шиеся к двери, и вошла Йива. В комнате епископа было темно, потому что лампы еще не зажгли, но она сразу узнала Орма и побежала к нему,

возбужденно крича. Епископ, однако, несмотря на свой возраст, быстро вскочил на ноги и встал между ними, широко разведя руки в стороны.

— Не так, не так! — закричал он.— Во имя Бога, успокойся, дорогое дитя! Не входи в непристойные объятия в присутствии священнослужителей и на священной территории аббатства! Кроме того, он еще не крещен. Ты забыла об этом?

Йива попыталась оттолкнуть епископа, но он креп­ко стоял на ногах, а брат Виллибальд поспешил к нему на помощь и схватил ее за руку. Она прекратила борьбу и улыбалась счастливо, глядя на Орма через плечо епископа.

— Орм! — сказала она.— Я видела, как корабли плыли вверх по реке, и знала, что на борту — люди из Дании. Потом я увидела рыжую бороду рядом с кормчим на одном из них и заплакала, потому что было похоже на тебя, но я знала, что это не можешь быть ты. А эта старуха не разрешила мне пойти посмотреть.

Она положила голову на плечо епископа и затряс­лась в рыданиях.

Орм подошел к ней и погладил ее волосы, но не знал, что сказать, поскольку ничего не знал о женских слезах.

— Я побью эту старуху, если хочешь,— сказал он,— только обещай, что не будешь печалиться.

Епископ старался отодвинуть его и уговаривал Йиву сесть, шепча ей успокаивающие слова.

— Бедное дитя,— сказал он,— не плачь. Ты была одна в чужой стране, среди чужих людей, но Бог оказался добр к тебе. Садись на эту скамью, и тебе дадут горячего вина с медом. Брат Виллибальд сейчас же пойдет и приготовит его, в нем будет много меда. Свет тоже зажгут. Ты попробуешь чудные орехи с юга, которые зовутся миндалем, мне дал их мой до­брый брат аббат. Можешь есть их, сколько хочешь.

Йива уселась, провела рукой по лицу и разрази­лась громким и веселым смехом.

— Этот старик такой же дурак, как и ты, Орм,— сказала она,— хотя он и самый лучший священник, которого я встречала. Он думает, что я несчастна, и что он может утешить меня орехами. Но даже в его царствии небесном немного найдется столь же счас­тливых людей, как я сейчас.

Принесли восковые свечи, красивые и блестящие, затем пришел брат Виллибальд с горячим вином. Он налил его в стакан зеленого стекла, сказав при этом, что его надо пить сразу, чтобы полностью оценить его крепость и аромат, и никто не осмелился ему проти­воречить.

Орм сказал: Прекрасен блеск Горящих свечей, Римское стекло И доброта людей божьих. Но еще прекрасней Свет, блестящий Сквозь слезы Девичьих глаз.

— Это,— сказал он,— первые стихи, сошедшие с моих уст за долгое время.

— Если бы я была поэтом,— сказала Йива,— мне бы тоже очень хотелось сочинить стихотворение, что­бы прославить эту минуту. Но, увы, я не умею. Это я знаю точно, потому что, когда старая аббатиса приго­ворила меня к трехдневным молитвам и посту, я все время пыталась сочинить на нее памфлеты. Но не смогла, хотя мой отец когда-то пытался научить меня этому мастерству, когда он был в хорошем настроении. Он сам не мог сочинять стихи, но знал, как это надо делать. И это было самым тяжелым в моем наказании, что я не могла сочинить ни одного стихотворения о старой карге, посадившей меня туда. Но сейчас уже все равно, потому что мной больше не будут командо­вать старухи.

— Не будут,— сказал Орм.

Он еще очень многое хотел узнать у нее, поэтому она и епископ рассказали ему все, что произошло в последние дни их пребывания в Дании и о своем бегстве от короля Свена.

— Но в одном я должна признаться тебе,— сказала Йива.— Когда Свен был уже рядом, и я не знала, удастся ли нам спастись от его лап, я спрятала цепь. Потому что сильнее всего на свете мне не хотелось, чтобы она попала к нему. А забрать ее перед нашим отъездом я не успела. Я знаю, что эта новость опеча­лит тебя, Орм, но я не знаю, что делать.