Викинги

Бенгтссон Франц Гуннар

Соне довольно долго колебался, прежде чем объ­явить свое решение, но в конце концов сказал:

— Долг судьи — говорить правду, даже если она не на пользу его народу. Это — похищение, и не думаю, что кто-то станет отрицать это. Потому что, когда они выгнали из пещеры вдову, они тем самым силой отделили женщин от нее и лишили их ее защиты.

Многие из числа гоингов громко жаловались, когда услышали, как Соне это сказал, но никто не осмелился возразить, потому что он был хорошо известен своей мудростью.

— Ну вот, с этим хотя бы все согласны,— сказал Олоф Синица.— Я тоже считаю, что это — похище­ние. Согласившись с этим, мы должны также согла­ситься, что компенсация должна быть больше, чем обычный выкуп за невесту,

который предлагает Гуд­мунд. Но нам все еще далеко до принятия взаимоу­довлетворяющего решения. Ведь как мы можем за­ставить стороны принять наше решение, если отцы не хотят принять, а мужья — заплатить двойной выкуп? Мое мнение таково, что если какая-либо из сторон и имеет право настаивать на своем требова­нии, то это — вирды.

До этого момента Орм молча сидел на своем месте, но тут он встал и спросил, какую сумму хотят полу­чить вирды, быками или шкурами, и сколько это будет в серебре.

Угге ответил, что жители Веренда испокон веков считали выкуп за невесту в шкурах: тридцать шесть шкур куницы за дочь доброго крестьянина в расцвете ее красоты, свежую, сильную и без дефектов. Шкуры должны быть хорошими, зимними, без отверстий от стрел. Или это должны быть тридцать бобровых шкур, также высшего качества. Приданного для невесты не требуется, кроме одежды и обуви, в которых она одета, а также новой льняной рубашки для первой брачной ночи, гребня, трех иголок с ушками и пары ножниц.

— Все это вместе,— продолжал он,— равняется восемнадцати дюжинам шкур куницы за два выкупа, или пятнадцати дюжинам бобровых шкур, если я правильно подсчитал. Это — большое количество, и посчитать его эквивалент в серебре — это задача для очень умелого счетовода.

Несколько выборных, опытных в счете, вызвались помочь ему, среди них и Токе, сын Серой Чайки, опытный в подсчетах шкур и серебра. После долгих подсчетов все они единодушно объявили, что двойной выкуп за двух девушек составляет семь с четвертью марок серебра, не больше, и не меньше.

— Чтобы получить такую ровную сумму,— объяс­нил Токе,— мы отбросили два пенса и три фартинга за рубашки, которые в данном случае не нужны.

Когда Гудмунд из Уваберга услышал про эту огромную сумму, он разразился бешеным хохотом.

— Нет, нет! — проревел он.— Я никогда не согла­шусь на такую сумму. Вы что, меня за сумасшедшего считаете? Пусть лучше дерутся, каков бы ни был результат, все равно это будет дешевле.

Из среды собравшихся раздались и другие голоса:

— Пусть дерутся!

Поднялся Орм и сказал, что ему пришла в голову одна мысль, которая, возможно, поможет им найти выход из этого положения, потому что сам он принад­лежал к числу тех, кому не хотелось бы, чтобы спор разрешался при помощи драки.

— Гудмунд прав,— сказал он,— когда говорит, что семь с четвертью марок серебра — это большая сумма, способная растревожить даже самого богатого человека. Из всех здесь присутствующих мало кто когда-нибудь держал в руках такую сумму, кроме тех, кто ходил викингами в страну франков или присутствовал, когда мой господин Аль-Мансур делил добычу, или получал золото от короля Этельреда Английского,или служил великому императору Миклагардскому. Но если взять третью часть этой суммы, то мы полу­чим две и одну третью часть марки, плюс еще одну двенадцатую часть, а если мы разделим эту третью часть на два, то получим одну и одну седьмую часть марки, плюс одну двадцать четвертую. Итак, нам было сказано, что Агне из Слевена и Слатте готовы запла­тить обычные выкупы за невесту. Это означает, что мы имеем две шестые от требуемой суммы. Мне под­умалось, что для родичей и соседей этих людей не будет позорным, если они предоставят такую же сум­му. Я знаю Гудмунда из Уваберга, и мне не хотелось бы думать, что он более жаден, чем остальные, а одна и одна седьмая часть марки, плюс одна двадцать чет­вертая,— это не такая сумма, которая может его разорить, даже если

он заплатит ее всю целиком. Но я уверен, что и кроме него имеются желающие помочь Слатте, не сомневаюсь, что то же самое относится и к родичам Агне. Если они это сделают, у нас уже будет четыре шестых от общей суммы, и останется найти только одну треть. Что же касается последней части, я считаю, что среди наших двенадцати выборных есть такие, кто готов пожертвовать какой-либо суммой ради соседа и ради своего собственного доброго имени. Мне хотелось бы быть более богатым человеком, чем есть, тем не менее, я готов внести свою долю. И если найдутся еще три-четыре таких же, последняя треть суммы будет заплачена, и все это дело разрешится к всеобщему удовлетворению.

Когда Орм закончил говорить и сел на место, пред­ставители трех племен переглянулись, и было слыш­но, как некоторые из них что-то одобрительно шепта­ли. Первым высказался Соне Острый Глаз.

— Приятно слышать, что мудрость не совсем по­кинет пограничную страну, когда умрем мы с Угге,— сказал он.— Орм из Гоинга, несмотря на твою моло­дость, ты произнес мудрые слова. Я не только скажу, что твое предложение хорошее, но скажу также, что и сам готов вьшлатить часть от требуемой одной трети суммы. Это, возможно, удивит некоторых из вас, ведь все вы знаете, как много детей я должен содержать, но большая семья дает и определенные преимущества. Даже если я внесу четверть от требуемой одной трети, я смогу себе это позволить, потому что я соберу эти деньги с шестнадцати моих взрослых сыновей, кото­рые большую часть своего времени заняты тем, что бродят по лесу. Так что, если я возьму с каждого из них по две шкуры, я смогу заплатить свою долю, и еще несколько штук оставить себе. И я готов сделать это, чтобы помочь Агне из Слевена, потому что его мать была троюродной сестрой моей четвертой жены. Но пусть присутствующие не молчат, пусть все, кто же­лает присоединиться ко мне в этом деле, скажут об этом и таким образом приобретут уважение всего собрания.

Токе, сын Серой Чайки, сразу встал и сказал, что не в его привычках жадничать, когда другие проявля­ют щедрость.

— И я говорю это,— сказал он,— хотя я — всего-навсего торговец шкурами, с которого, увы, слишком часто с самого дерут три шкуры. У меня нет большого богатства, и вряд ли я когда-нибудь его приобрету, многие из сидящих здесь знают это, потому что полу­чают от меня хорошие деньги за низкокачественные шкуры. Но по крайней мере у меня есть столько, что я могу присоединиться к Орму и Соне и внести свою долю в это дело, так что, сколько дадут они, столько же дам и я.

Угге Молчаливый стал заикаться и запинаться, как всегда, когда что-то волновало его. Наконец, он сказал, что такое решение делает честь и гоингам, и вирдам, и что он сам готов внести столько же, сколько и те, кто говорил до него.

Два представителя гоингов, Черный Грим и Торкель Заячье Ухо, закричали тогда, что нельзя позво­лить вирдам перещеголять их в щедрости и что они тоже желают внести свою долю. А Олоф Синица ска­зал, что не видит причин, почему другим должна достаться вся слава, и что он поэтому дает вдвое больше остальных.

— И если хотите моего совета,— добавил он,— то собирайте взносы сразу же, потому что деньги выте­кают лучше всего, когда пламя дарения еще не угасло. Вот мой шлем, собирать будем в него. А ты, Токе, сын Серой Чайки, поскольку ты — торговец, будешь взве­шивать взнос каждого, чтобы все было правильно.

Токе послал раба за своими весами, и все больше и больше представителей, от вирдов и от гоингов, вставали и предлагали деньги, потому что видели, что сейчас есть возможность прославиться задешево, ведь чем больше людей будут делать взносы, тем меньше придется каждому из них сдавать. Но Олоф Синица напомнил им, что пока еще никто не слышал от Гудмунда из Уваберга, сколько он намерен сдавать и сколько будут сдавать другие родственники Слатте и Агне.