Виконт-бродяга
Шрифт:
— Хотела бы я что-нибудь сказать, — пожаловалась мисс Пеллистон. — Светская болтовня до сих пор даётся мне с трудом, но если бы вы помогли мне начать, может, я что-нибудь и придумала бы.
— Если яначну, то после вы непременно об этом пожалеете. Как обычно.
— Зато мне удастся сохранять храбрую улыбку, если мы притворимся увлечёнными беседой. Потому как сейчас на вашем лице читается то, что леди Эндовер называет выражением загнанного в клетку зверя, и все решат, будто из меня никудышная партнёрша.
Пусть Макс и в самом деле чувствовал себя угодившим в ловушку
— О, ты далеко не никудышна. А сегодня, в этом скромном белом платье и с румянцем на щеках, и вовсе напоминаешь мне яблоневый цвет. В моих руках ты невесома, словно множество цветочных лепестков, а твой голос…
— Боже милосердный, — пробормотала Кэтрин.
— Звук твоего голоса, — продолжил виконт, решительно настроенный заставить её чувствовать себя столь же неуютно, сколь ощущал себя он сам, — подобен колышущему листья ветерку.
— И что, ради бога, я должна на это ответить? — заметно задыхаясь, спросила Кэтрин, пытаясь прийти в себя после того, как в результате очередного па очутилась прижатой прямо к его твёрдой груди. Между нею и обтянутой перчаткой рукой, свободно гулявшей, казалось, по всей её спине, Кэтрин ощущала себя вязанкой высушенного хвороста. Сие обстоятельство вкупе со словами Макса заставило её щёки вспыхнуть и вызвало горячечное желание оказаться в Санкт-Петербурге глухой зимней порой.
— Право, Кэт, неужели тебе всё нужно подсказывать? Ведь ты неоднократно повторяла, что не нуждаешься более в моей помощи.
— Да, не спорю… но вы ведь всё равно здесь. Куда бы я ни пошла, вы уже тут как тут.
Чудовищная несправедливость… он же избегал её целую вечность… но виконт предпочёл согласиться:
— Как бельмо на глазу.
— Именно, — согласилась она.
Какая у Кэтрин тонкая талия… Наверняка он легко смог бы обхватить её двумя ладонями.
Вслух же лорд Рэнд произнёс:
— По правде говоря, я здесь сегодня ради Джека. Он мечтал танцевать с тобой первый вальс. К несчастью, бедолага не в ладах со всеми здешними важными дамами, так что придётся ему подождать следующего. — И Макс вкратце обрисовал суть разногласий мистера Лэнгдона с патронессами Альмака.
— Понимаю, — подавленно пробормотала она.
— Надеюсь, ты не слишком разочарована.
— С чего бы? — чуточку излишне поспешно откликнулась она.
— Из-за того что я занял место Джека.
— Что ж, милорд, если вы прекратите распространяться о яблоневом цвете, а вместо этого заговорите об Аристофане [72] , мне будет много легче представить, что вы и есть мистер Лэнгдон.
Кэтрин уже достаточно пришла в себя, чтобы суметь задеть его за живое, но лорд Рэнд был не из тех, кто сдаётся после первого удара.
72
Аристофан (др. — греч. ) (444 до н. э. — между 387 и 380 гг., Афины) — древнегреческий комедиограф, «отец комедии».
— Я бы предпочёл, чтобы ты называла меня Максом, — проговорил он, решив, что отвлечь её будет лучшей тактикой. — Стоит мне услышать «милорд», и я сразу чувствую, как, бряцая латами, притесняю беззащитных крестьян. Невероятно сбивает с толку, когда
— Разумеется, я не могу. Это неуважительно и слишком фамильярно.
— Но если назовёшь меня Клэренс Артур Максимилиан, я тебя застрелю.
До его слуха донёсся тихий, похожий на звон колокольчика звук: мисс Пеллистон хихикала!
И хотя она быстро подавила невольный смех, однако ж не сумела стереть улыбку, когда вскинула на него взгляд.
— Клэренс Артур? Неудивительно, что вы предпочитаете «Макс».
— Так и есть, — ответил он, улыбнувшись, несмотря на внезапный необъяснимый грохот в ушах. — Теперь, когда ты произнесла это, я чувствую душевность, дружелюбие и неимоверную лёгкость в ногах.
— Лучше бы вам поумерить своё дружелюбие. Если я не ошибаюсь, нам полагается держаться на расстоянии двенадцати дюймов [73] . А не, — она покосилась вниз — пяти [74] .
73
12 дюймов = 30,5 см.
74
5 дюймов = 12,7 см.
Лорд Сент-Дениз стоял, прислушиваясь к болтовне дочери, но глаза его были прикованы к танцующим, а если говорить точнее, к сыну. Когда Луиза упрекнула его в невнимании, он лишь улыбнулся.
— Помнишь того полуутопшего котёнка, что как-то притащил домой Макс? Бросил к тебе на колени и попросил вернуть к жизни.
— Помню. И котёнка. И малиновку. И летучую мышь. Всё детство я выхаживала этот зверинец.
— Я думал о том, как те крошечные создания умудрялись до смерти перепугать моего огромного мастифа. Не понимал этого тогда и не могу взять в толк сейчас.
Леди Эндовер проследила за отцовским взглядом.
— Если это тебя утешит, папа, уверена, он тоже этого не понимает.
— Разумеется, не понимает, — отрезал граф. — Мальчик — настоящий дуралей.
К тому времени, как вальс окончился и Макс уступил свою партнёршу лорду Аргойну, виконт был уже совершенно вне себя. Как смела она оставаться такой холодной и чопорной и в то же время сводить его с ума? Как посмела она хихикать — и вообще в кои-то веки вести себя по-человечески, — пробудив в нём все эти тёплые, нежные ощущения, тем самым ещё больше ослабив его и без того уже пошатнувшееся сопротивление.
А лорд Рэнд знал, что оно пошатнулось. На одно ужасное мгновение он готов был пообещать что-нибудь… полностью измениться, превратиться в одного из занудных столпов высшего света, в жизни больше не прикасаться к спиртному, не смотреть на служанок в тавернах… что угодно, если только Кэтрин выйдет за него и позволит любить её до конца его дней.
В то леденящее душу мгновение Макс стоял на краю пропасти, смотрел вниз и думал: «Ну и пусть, я прыгну!». Теперь же он в страхе попятился назад. Кошмарная девица вертит им, как душе угодно! Такого Клэренс Артур Максимилиан Демоуэри не мог стерпеть. Он не позволит, чтобы какая-то упрямая маленькая святоша заправляла им и пыталась переделать.