Виконт де Бражелон или Десять лет спустя (3 тома) Ил. Ж.Боже
Шрифт:
— Этак вы недолго будете в милости, дорогая моя, — бросила Монтале. Здесь не Блуа. Там мы поверяли старой принцессе все наши горести и желания. Она иногда вспоминала, что и сама когда-то была молода. Она рассказывала нам про свою любовь к мужу, а мы рассказывали ей про слухи о ее любовных похождениях. Бедная женщина! Она вместе с вами смеялась над этим; где-то она теперь?
— Ах, Монтале, — вскричала Луиза, — ты опять вздыхаешь; лес настраивает тебя на серьезный лад.
—
— Ах, Атенаис! — проговорила Луиза и покраснела.
— Атенаис сегодня откровенна. Воспользуемся этим, — засмеялась Монтале.
— Да, пользуйтесь; сегодня вечером у меня можно выпытать сокровеннейшие тайны.
— Ах, если бы господин де Монтеспан был с нами! — проговорила Монтале.
— Вы думаете, я люблю господина де Монтеспана? — спросила молодая девушка.
— Он такой красавец.
— Да, и это большое достоинство в моих глазах.
— Вот видите.
— Даже больше скажу: из всех здешних мужчин он самый красивый, самый…
— Что там такое? — перебила Луиза, быстро вскочив со скамейки.
— Вероятно, лань пробирается в чаще.
— Я боюсь только людей, — сказала Атенаис.
— Когда они не похожи на господина де Монтеспана?
— Полно дразнить меня… Господин де Монтеспан действительно ухаживает за мной, но это еще ничего не значит. Ведь и господин де Гиш ухаживает за принцессой!
— Ах, бедняга! — промолвила Луиза.
— Почему бедняга?.. Я полагаю, что принцесса достаточно красива и занимает довольно высокое положение.
Лавальер грустно покачала головой.
— Когда любишь, — сказала она, — то любишь не за красоту и высокое положение, главное — это человек, его душа.
Монтале громко рассмеялась.
— Душа, взгляды — какие нежности! — фыркнула она.
— Я говорю только о себе, — отвечала Лавальер.
— Благородные чувства! — холодно, с оттенком покровительства заметила Атенаис.
— Вам незнакомы эти чувства, мадемуазель? — спросила Луиза.
— Очень знакомы; но я продолжаю. Как можно жалеть человека, который ухаживает за принцессой? Сам виноват.
— Нет, нет, — перебила Лавальер, — принцесса играет чувством, как маленькие дети огнем, не понимая, что одна искра может сжечь целый дворец.
Блестит, и ей этого довольно. Она хочет, чтобы вся жизнь ее была непрерывною радостью и любовью. Господин де Гиш любит ее, а она его любить не будет.
Атенаис презрительно
— Какая там любовь? — пожала она плечами. — Кому нужны эти благородные чувства? Хорошо воспитанная женщина с великодушным сердцем, вращаясь среди мужчин, должна внушать любовь, даже обожание, а про себя думать так: «Мне кажется, что если бы я была не я, то этого человека ненавидела бы менее, чем всех остальных».
— Так вот что ожидает господина де Монтеспана! — вскричала Лавальер, всплеснув руками.
— Его, как и всякого другого. Ведь я все-таки его предпочитаю, и будет с него! Дорогая моя, мы, женщины, царствуем здесь, пока мы молоды, между пятнадцатью и тридцатью пятью годами. А потом живите себе сердцем, все равно у вас, кроме сердца, ничего не останется.
— Как это страшно! — прошептала Лавальер.
— Браво! — воскликнула Монтале. — Молодец, Атенаис, вы далеко пойдете!
— Вы не одобряете меня?
— Одобряю всей душой! — отозвалась насмешница.
— Вы шутите, не правда ли, Монтале? — спросила Луиза.
— Нет, нет, я вполне согласна с тем, что сказала Атенаис, только…
— Только что?
— Только не умею так действовать. Я строю планы, которым позавидовали бы нидерландский наместник и сам испанский король, а когда наступает время действовать, ничего не выходит.
— Вы трусите? — презрительно заметила Атенаис.
— Позорно.
— Мне жаль вас, — сказала Атенаис. — Но, по крайней мере, умеете вы выбирать?
— Право, не знаю. Нет!.. Судьба смеется надо мной; мечтаю об императорах, а встречаю…
— Ора, Ора, перестань! — вскричала Луиза. — Ради красного словца ты готова пожертвовать людьми, которые тебя преданно любят.
— Ну, до этого мне нет дела: кто меня любит, должен быть счастлив, если я не гоню его прочь. Беда, если у меня явится слабость, беда и для него, если я буду вымещать на нем эту слабость. А ведь буду! Честное слово, буду!
— Ора!
— Так и надо, — сказала Атенаис, — может быть, таким путем вы и добьетесь, чего хотите. Мужчины во многом настоящие глупцы, они одинаково называют кокетством и гордость и непостоянство женщин. Я, например, горда, вернее — неприступна, я резко отталкиваю претендентов, но я при этом вовсе не хочу удержать их около себя. А мужчины уверяют, что я кокетка, их самолюбие нашептывает им, будто я мечтаю об их ухаживании.
Другие женщины, вроде вас, Монтале, поддаются на нежные речи; они погибли бы, если бы на выручку не являлся благодетельный инстинкт, заставляющий их неожиданно менять тактику и наказывать того, кому они чуть было не уступили.