Виконт де Бражелон или Десять лет спустя (3 тома) Ил. Ж.Боже
Шрифт:
Но ему не было предъявлено таких требований. Г-н де Гиш не знал еще, где ему отвели помещение и, кроме того, был так болен, что ему было не до переселения.
Поэтому де Сент-Эньян без труда получил комнаты де Гиша, а свои переуступил г-ну Данжо, который вручил управляющему графа куш в шесть тысяч ливров и считал, что заключил очень выгодную сделку. Комнаты Данжо остались за де Гишем. Но трудно было поручиться, что после всех этих перемещений де Гиш действительно будет жить в них. Что же касается г-на Данжо, то он был в таком восторге, что ему не пришло даже
Через час после принятия решения де Сент-Эньян уже был хозяином новых комнат. А через десять минут после того, как он стал хозяином, Маликорн входил к нему с обойщиком.
В это время король не раз требовал де Сент-Эньяна, но в квартире де Сент-Эньяна посланные находили Данжо, который направлял их в комнаты де Гиша. От этого произошла задержка, так что король уже выразил неудовольствие, когда де Сент-Эньян вошел к своему повелителю, весь запыхавшись.
— Значит, и ты покидаешь меня, — сказал Людовик XIV тем жалостным тоном, каким произнес, должно быть, Цезарь за восемнадцать веков перед этим: «И ты, Брут!»
— Государь, — проговорил де Сент-Эньян, — я не покидаю короля, но я занят сейчас переселением.
— Каким переселением? Я думал, что ты перебрался уже три дня назад.
— Да, государь. Но здесь мне неудобно, и я переезжаю в здание напротив.
— Значит, я был прав, ты тоже бросаешь меня! — вскричал король. — Но это переходит всякие границы! Стоило мне только увлечься женщиной, и вся моя семья сплотилась, чтобы вырвать ее у меня. У меня был друг, которому я поверял мои печали и который помогал мне переносить их, — и вот этот друг устал от моих жалоб и покидает меня, даже не подумав спросить у меня позволения!
Де Сент-Эньян рассмеялся.
Король догадался, что за этой непочтительностью скрывается какая-то тайна.
— В чем дело? — с надеждой спросил король.
— Государь, друг, на которого король клевещет, хочет попытаться вернуть своему королю утраченное счастье.
— Ты дашь мне возможность видеть Лавальер? — с живостью проговорил Людовик XIV.
— Государь, я еще не могу сказать наверное, но…
— Но?..
— Но я надеюсь.
— Каким образом? Как? Скажи мне, де Сент-Эньян. Я хочу знать твой план. Я хочу помочь себе всей своей властью.
— Государь, — отвечал де Сент-Эньян, — я еще и сам хорошенько не знаю, как я буду действовать, но имею основания думать, что завтра…
— Завтра, говоришь ты?
— Да, государь.
— Какое счастье! Но почему ты переезжаешь?
— Чтобы лучше послужить вашему величеству.
— Каким же образом, переехав, ты сможешь лучше служить мне?
— Знаете ли вы, где помещаются комнаты, отведенные для графа де Гиша?
— Да.
— В таком случае вам известно, куда я переселяюсь.
— Известно; но все же я ровно ничего не понимаю.
— Как,
— Какие?
— В одной живет де Монтале, а в другой…
— А в другой де Лавальер, не правда ли, де Сент-Эньян?
— Вот именно, государь.
— Теперь я понял, понял! Это счастливая мысль, де Сент-Эньян. Мысль друга, мысль поэта; приближая меня к ней, когда весь мир меня с ней разлучает, ты делаешь для меня больше, чем Пилад для Ореста, чем Патрокл для Ахилла.
— Государь, — с улыбкой сказал де Сент-Эньян, — сомневаюсь, чтобы, выслушав мой план до конца, ваше величество продолжали награждать меня такими пышными сравнениями. Ах, государь, я уверен, что многие придворные пуритане, не задумываясь, выскажутся по моему адресу далеко не столь лестно, когда узнают, что я собираюсь сделать для вашего величества.
— Де Сент-Эньян, я умираю от нетерпения; де Сент-Эньян, я томлюсь; де Сент-Эньян, я не выдержу до завтра… Завтра! Ведь до завтра — целая вечность.
— Государь, если вам угодно, развлекитесь прогулкой.
— С тобой, пожалуй; мы поговорим о твоих планах, договорим о ней.
— Нет, государь, я остаюсь.
— С кем же я поеду?
— С дамами.
— Нет, ни в каком случае!
— Государь, так нужно.
— Нет, нет! Тысячу раз нет! Нет, я не хочу этих страданий: быть в двух шагах от нее, видеть ее, касаться ее платья и не говорить с ней ни слова. Нет, я отказываюсь от этой пытки, которую ты считаешь счастьем, но которая на самом деле является мучением, сжигающим мне глаза и разбивающим сердце; видеть ее в присутствии посторонних и не иметь возможности сказать, что я ее люблю, когда все мое существо дышит любовью и выдает эту любовь перед всеми. Нет, я дал себе клятву никогда больше этого не делать, и я сдержу свое слово.
— Выслушайте меня, государь.
— Ничего не хочу слушать, де Сент-Эньян.
— В таком случае продолжаю. Необходимо, государь, — поймите, совершенно необходимо, чтобы принцесса и фрейлины отлучились на два часа из дворца.
— Ты ставишь меня в тупик, де Сент-Эньян.
— Мне тяжело приказывать моему королю, но в данных обстоятельствах я приказываю, государь. Мне нужно, чтобы состоялась охота или прогулка.
— Но такая прогулка или охота покажутся всем странной причудой! Проявляя подобное нетерпение, я покажу всему двору, что мое сердце больше не принадлежит мне. Ведь и теперь уже говорят, что я мечтаю покорить весь мир, но прежде мне следовало бы покорить самого себя!
— Люди, говорящие так, государь, дерзкие крамольники. Но кто бы они ни были, я не произнесу больше ни слова, если ваше величество предпочитаете прислушиваться к их мнению. Тогда завтрашний день отдалится на неопределенное время.
— Де Сент-Эньян, я поеду сегодня вечером… Я поеду ночевать в Сен-Жермен с факелами; завтра я там позавтракаю и вернусь в Париж к трем часам. Это тебя устраивает?
— Вполне.
— Так я еду сегодня в восемь часов.
— Ваше величество угадали минута в минуту.