Виконт де Бражелон, или Десять лет спустя. Книга 1 (худ. Клименко)
Шрифт:
— Если бы все это было верно, я отправился бы к королю. Но прежде чем ехать в Лувр, я побываю в городской ратуше. Если приговор утвержден, тогда посмотрим. Едем же! Откройте дверь, Гурвиль.
— Осторожнее, — предупредил тот. — Там аббат Фуке.
— Ах, мой брат, — с горечью сказал Фуке. — Значит, он узнал какую-нибудь скверную новость и, по своему обыкновению, рад поднести ее мне! Да, черт возьми, уж если явился мой брат, то мои дела действительно плохи. Что ж вы не
— Монсеньор клевещет на господина аббата! — смеясь, произнес Гурвиль. — Он пришел вовсе не с дурным намерением.
— Ах, Гурвиль, вы еще заступаетесь за этого безалаберного, бессердечного человека, за этого неисправимого мота?
— Не сердитесь, монсеньор.
— Что это сегодня с вами, Гурвиль? Вы защищаете даже аббата Фуке.
— Ах, монсеньор, во всем есть своя хорошая сторона.
— По-вашему, и у тех разбойников, которых аббат держит у себя и спаивает, есть свои хорошие стороны?
— Обстоятельства могут так сложиться, монсеньор, что вы рады будете иметь под рукой и этих разбойников.
— Значит, ты советуешь мне помириться с аббатом? — иронически спросил Фуке.
— Я вам советую не ссориться с сотней молодцов, которые, соединив свои шпаги, могут окружить стальным кольцом три тысячи человек.
Фуке бросил на собеседника быстрый взгляд.
— Вы правы, Гурвиль, — произнес он. — Впустите сюда аббата Фуке! — крикнул он дежурившему у дверей лакею.
Через две минуты на пороге кабинета с глубоким поклоном показался аббат Фуке. Это был человек лет за сорок, полусвященник, полувоин, смесь отчаянного забияки и монаха. При нем не было шпаги, но заметно было, что он носит при себе пистолеты.
Фуке приветствовал его скорее как министр, чем как старший брат.
— Чем могу служить, господин аббат? — спросил он.
— Ого, каким тоном вы говорите, брат мой! — воскликнул аббат.
— Тоном занятого человека.
Аббат с ехидством взглянул на Гурвиля, с беспокойством на брата и произнес:
— Сегодня вечером я должен уплатить господину де Брежи триста пистолей… Карточный долг — долг чести.
— Дальше? — спросил Фуке, уверенный, что из-за таких пустяков аббат не стал бы его беспокоить.
— Тысячу пистолей мяснику, который не хочет больше отпускать в долг.
— Дальше?
— Тысячу двести портному, — продолжал аббат. — Этот болван не отдает мне одежды, заказанной для семерых моих слуг. Это компрометирует меня, и моя любовница грозится заменить меня откупщиком, что было бы унизительно для церкви.
— Что еще? — спросил Фуке.
— Вы заметили, брат мой, — сказал смиренно аббат, — что я ничего не прошу для
— Это очень деликатно с вашей стороны, господин аббат, — улыбнулся Фуке. — Однако, как видите, я жду.
— Я и не стану ничего просить… о нет… но не потому, что я ни в чем не нуждаюсь. Уверяю вас…
— Тысячу двести портному! — вздохнул министр, подумав с минуту. — На эту сумму можно сшить изрядное количество платья.
— Я содержу сто человек, — с гордостью произнес аббат, — а это, я думаю, чего-нибудь да стоит.
— Сто человек? — повторил Фуке. — Но разве вы Ришелье или Мазарини, чтобы иметь столько телохранителей? Зачем вам эти люди, скажите на милость?
— И вы еще спрашиваете? — удивился аббат Фуке. — Как вы можете спрашивать, для чего я содержу сто человек?
— Да, я хочу знать, на что вам нужны эти сто человек. Отвечайте!
— Неблагодарный! — воскликнул, все более горячась, аббат.
— Объясните же наконец.
— Ах, господин министр, ведь лично мне нужен только один лакей, а если бы я был одинок, я обошелся бы и без него. Но вы, вы, у вас столько врагов, что мне и ста человек мало, чтобы защищать вас. Сто человек!.. Нужно бы десять тысяч! Я содержу их для того, чтобы в публичных местах и собраниях никто не смел возвысить против вас голоса. Без этого вы были бы засыпаны проклятиями, уничтожены злыми языками. Без этого вы не продержались бы и недели. Слышите, недели!
— О, я не знал, что вы такой горячий мой защитник, господин аббат.
— Вы сомневались в этом? — вскричал аббат. — Так слушайте же, что случилось. Не дальше как вчера на улице Юшет какой-то человек торговал цыпленка у мясника.
— Так. Чем же это может мне повредить, господин аббат?
— А вот чем. Цыпленок был тощий, и покупатель отказался дать за него восемнадцать су, говоря, что не желает платить такие деньги за одну кожу и кости, с которых Фуке снял весь жир.
— Дальше?
— Раздался смех, остроты по вашему адресу. Собралась толпа зевак. Зубоскал прибавил: «Дайте мне цыпленка, вскормленного Кольбером, и я с удовольствием заплачу, сколько вы ни спросите». Толпа стала рукоплескать. Словом, скандал! Вашему брату оставалось только закрыть лицо.
— И вы закрыли? — спросил Фуке, покраснев.
— Нет, до этого дело не дошло: в толпе оказался один из моих людей, некто Менвиль, новобранец, недавно приехавший из провинции, — я его очень ценю. Он пробрался сквозь толпу и вызвал оскорбителя на дуэль. Поединок состоялся тут же, перед лавкой мясника, в присутствии множества зрителей, которые обступили сражавшихся и глядели из окон.