Виконт де Бражелон, или Десять лет спустя. Книга 2 (худ. Клименко)
Шрифт:
— Несчастные женщины: всякий старается оклеветать их, — заметила маркиза после минутного молчания.
— О! На тебя-то, Элиза, не клевещут.
— Как же не клевещут, если рассказывают, что я влюблена?
— Прежде всего, если это правда, то это не клевета, а только злословие, а затем — ты не даешь мне кончить, — говорят, что ты, хотя и влюблена, но зубами и когтями защищаешь свою добродетель, говорят, что ты живешь за семью замками и к тебе труднее попасть, чем к Данае, [*] хотя у нее была
— Ты очень остроумна, Маргарита, — проговорила, трепеща, г-жа де Бельер.
— Ах, ты всегда льстила мне, Элиза… Словом, ты слывешь непреклонной и недоступной. Видишь, на тебя нисколько не клевещут… О чем же ты задумалась?
— Если говорят, что я влюблена, то, вероятно, называют чье-нибудь имя.
— Разумеется, называют.
— Меня удивило твое упоминание о Данае. Это имя невольно наводит на мысль о золотом дожде, не так ли?
— Ты хочешь напомнить про то, что Юпитер превратился ради Данаи в золотой дождь?
— Следовательно, мой возлюбленный… тот, кого ты мне приписываешь…
— Ах, извини, пожалуйста, я твой друг и не приписываю тебе никого.
— Допустим… Ну, тогда враги…
— Хорошо, я скажу тебе это имя. Только не пугайся, он человек очень влиятельный…
— Дальше.
И, словно приговоренная в ожидании казни, маркиза до боли сжала руки, так что ее холеные ногти вонзились в ладонь.
— Это очень богатый человек, — продолжала Маргарита, — может быть, самый богатый. Словом, его зовут…
Маркиза даже зажмурила глаза.
— Герцог Бекингэм, — проговорила наконец Маргарита с громким смехом.
Стрела попала в цель. Имя Бекингэма, сказанное вместо того имени, которое ожидала услышать маркиза, было для нее точно плохо наточенный топор, который не обезглавил де Шале [*] и де Ту, [*] когда они были возведены на эшафот, а только ранил им шею.
Однако она быстро оправилась:
— Ты, право, остроумная женщина; и ты мне доставила большое удовольствие. Твоя шутка прелестна… Я ни разу не видела господина Бекингэма.
— Ни разу? — спросила Маргарита, стараясь сохранить серьезность.
— Я никуда не выезжала с тех пор, как герцог живет в Париже.
— О, можно и не видеться друг с другом, а переписываться, — заметила на это г-жа Ванель, шаловливо протягивая ножку к клочку бумаги, валявшемуся на ковре.
Маркиза вздрогнула. Это был конверт того письма, которое она читала перед приездом подруги. На нем была печать с гербом суперинтенданта.
Госпожа де Бельер подвинулась на диване и незаметно закрыла конверт пышными складками своего широкого шелкового платья.
— Послушай, — заговорила она, — послушай, Маргарита,
— Нет, прежде всего я приехала повидаться с тобою и напомнить тебе наши былые привычки, наши маленькие радости; помнишь, мы отправлялись на прогулку в Венсенский лес и там, в укромном месте, под дубом, вели разговоры про тех, кто нас любил и кого мы любили?
— Ты предлагаешь мне прогуляться?
— Меня ждет карета, и я свободна в продолжение трех часов.
— Я не одета, Маргарита… а если ты хочешь поболтать, то и без Венсенского леса мы найдем в моем саду и развесистое дерево, и густые заросли буков, и целый ковер маргариток и фиалок, аромат которых доносится сюда.
— Дорогая маркиза, мне досадно, что ты отказываешься от моего предложения… Мне так надо было излить перед тобой мою душу.
— Повторяю тебе, Маргарита, мое сердце одинаково принадлежит тебе и в этой комнате, и под липою моего сада, как и там — в лесу под дубом.
— Для меня это не одно и то же… Приближаясь к Венсенскому лесу, маркиза, я чувствую, что мои вздохи как будто слышнее там, куда они несутся эти последние дни.
При этих словах маркиза насторожилась.
— Тебя удивляет, не правда ли… что я все еще думаю о Сен-Манде?
— О Сен-Манде! — вырвалось у г-жи де Бельер.
И взгляды обеих женщин скрестились, подобно двум шпагам в начале дуэли.
— Ты, такая гордая?.. — сказала с пренебрежительной улыбкой маркиза.
— Я… такая гордая!.. — ответила г-жа Ванель. — Такова моя натура… Я не прощаю забвения, не переношу измены. Когда я бросаю, а он плачет, я могу полюбить опять; ну а когда меня бросают и смеются, я готова сойти с ума от любви.
Госпожа де Бельер невольно привстала на диване.
«Она ревнует!» — мелькнуло в голове Маргариты.
— Значит, — проговорила маркиза, — ты безумно любишь господина Бекингэма… то бишь… господина Фуке?
Маргарита болезненно ощутила удар, и вся кровь прилила ей к сердцу.
— И поэтому ты собиралась ехать в Венсен… даже в Сен-Манде!
— Я сама не знаю, куда я хотела ехать; я думала, что ты мне посоветуешь что-нибудь.
— Не могу; я ведь не умею прощать. Может быть, я не умею любить так глубоко, как ты. Но если мое сердце оскорблено, то уж навсегда.
— Да ведь господин Фуке твоих чувств не оскорблял, — с деланной наивностью заметила Маргарита Ванель.
— Ты прекрасно понимаешь, что я хочу сказать. Господин Фуке не оскорблял моих чувств; я не пользовалась его благосклонностью и не терпела от него обид, но ты имеешь повод жаловаться на него. Ты моя подруга, и я бы не советовала тебе поступать так, как ты собираешься.