Виконт де Бражелон, или Десять лет спустя. Книга 2 (худ. Клименко)
Шрифт:
При этих словах принца все разбежались совершенно так же, как исчезли при его появлении гости принцессы. Тогда принц пришел в неописуемую ярость. Он толкнул ногою шифоньерку, которая разлетелась на кусочки.
Потом он отправился на галерею и хладнокровно сбросил наземь эмалевую вазу, порфировый кувшин и бронзовый канделябр. Поднялся страшный грохот. Сбежались люди.
— Что угодно вашему высочеству? — решился робко спросить начальник стражи.
— Я занимаюсь музыкой, — отвечал
Начальник стражи послал за придворным доктором. Но раньше доктора явился Маликорн и доложил принцу:
— Ваше высочество, шевалье де Лоррен следует за мною.
Принц взглянул на Маликорна и улыбнулся. И действительно, в комнату вошел шевалье.
XII. Ревность господина де Лоррена
Герцог Орлеанский вскрикнул от удовольствия, увидев шевалье де Лоррена.
— Ах, как я рад! — сказал он. — Какими судьбами? Все говорили, что вы пропали.
— Да, ваше высочество.
— Что же это, каприз?
— Каприз? Смею ли я капризничать, находясь рядом с вашим высочеством? Глубокое уважение…
— Ну хорошо, уважение мы отложим в сторону, ты каждый день доказываешь обратное. Я тебя прощаю. Почему ты исчез?
— Потому что я не был нужен вашему высочеству.
— Как так?
— Около вашего высочества столько людей более интересных, чем я. Я чувствовал, что не в силах тягаться с ними. И я удалился.
— Во всем этом нет ни капли здравого смысла. Что это за люди, с которыми ты не хотел тягаться? Гиш?
— Я никого не называю.
— Но ведь это же глупости! Чем тебе мешает Гиш?
— Я не говорю этого, ваше высочество. Не принуждайте меня. Вы знаете, что Гиш мой хороший друг.
— Тогда кто же?
Шевалье прекрасно знал, что любопытство усиливается, как жажда, когда у человека отнимают протянутый стакан.
— Нет, я хочу знать, почему ты пропал.
— Я заметил, что стесняю…
— Кого?
— Принцессу.
— Как так? — спросил удивленный герцог.
— Очень просто. Быть может, ее высочество испытывает что-то вроде ревности, видя расположение, какое вы изволите мне выказывать.
— Она дала тебе понять это?
— Ваше высочество, с некоторого времени принцесса не обращается ко мне ни с единым словом.
— С какого времени?
— С тех пор, как господин де Гиш нравится ей больше, чем я, и она стала его принимать во всякое время.
Герцог покраснел.
— Во всякое время… Что вы сказали, шевалье? — строго произнес он.
— Вот видите, ваше высочество, я уже навлек на себя ваше неудовольствие. Я так и знал.
— Дело не в неудовольствии, — вы употребляете странные выражения. В чем же принцесса выказывает
— Я умолкаю, — ответил шевалье с церемонным поклоном.
— Напротив, я настаиваю на том, чтобы вы говорили. Если вы из-за этого удалились, значит, вы очень ревнивы?
— Кто любит, тот всегда ревнив, ваше высочество. Разве вы сами на изволите ревновать ее высочество? Разве ваше высочество не омрачились бы, если бы постоянно видели около принцессы кого-нибудь, к кому она выказывает явное благоволение? А ведь дружба такое же чувство, как и любовь. Ваше высочество иногда оказывали мне величайшую честь, называя меня своим другом.
— Да, да… Но вот опять двусмысленность. Знаете, шевалье, вы не мастер разговаривать.
— Какая двусмысленность, ваше высочество?
— Вы сказали: выказывает явное благоволение…Что вы подразумеваете под благоволением?
— Ровно ничего особенного, ваше высочество, — сказал кавалер самым благодушным тоном. — Ну, например, когда муж видит, что жена приглашает к себе какого-нибудь мужчину предпочтительно перед другими; когда этот мужчина всегда находится у ее изголовья или у дверцы ее кареты; когда нога этого мужчины вечно по соседству с платьем этой женщины; когда они оба то и дело оказываются рядом, хотя по ходу разговора этого совсем не нужно; когда букет женщины оказывается одинакового цвета с лентами мужчины; когда они вместе занимаются музыкой, садятся рядом за ужин; когда при появлении мужа разговор прерывается; когда человек, за неделю перед тем совершенно равнодушный к мужу, внезапно оказывается самым лучшим его другом… тогда…
— Тогда… Договаривай же!
— Тогда, ваше высочество, мне кажется, муж вправе ревновать. Но ведь эти мелочи не имеют никакого отношения к нашему разговору.
Принц, видимо, волновался и испытывал внутреннюю борьбу; наконец он произнес:
— Но вы все-таки не объяснили мне, почему вы сбежали. Вы сейчас мне заявили, что боялись стеснить, да еще прибавили, что заметили со стороны принцессы пристрастие к обществу де Гиша.
— Ваше высочество, этого я не говорил!
— Нет, сказали.
— Если сказал, то потому, что не видел тут ничего особенного.
— Однако что-то вы все-таки в этом видели?
— Ваше высочество, вы ставите меня в затруднительное положение.
— Нужды нет, продолжайте. Если ваши слова — правда, зачем вам смущаться?
— Сам я всегда говорю правду, ваше высочество, но я колеблюсь, когда приходится повторять то, что говорят другие.
— Повторять? Значит, что-то говорят?
— Признаюсь, это так.