Виконт де Бражелон, или Десять лет спустя. Том 1
Шрифт:
– Обвиняйте меня, – воскликнул король, – только не говорите, что я не люблю вас!
Они долго молчали после этих слов, которые молодой король произнес с глубоким и искренним чувством.
– Я не могу себе представить, – заговорила Мария, делая последнюю попытку, – что завтра и послезавтра я не увижу вашего величества. Не могу представить, что мне придется вести печальную жизнь вдали от Парижа, что губы старика, чуждого мне, будут прикасаться к той руке, которую теперь держите вы. Нет, нет,
И действительно, Мария зарыдала.
Растроганный король поднес платок к губам и подавил глухой стон.
– Смотрите, – продолжала она, – кареты остановились, сестра ждет меня. Настала решительная минута. То, что вы скажете теперь, определит всю нашу жизнь… Ах, ваше величество! Вы хотите, чтобы я потеряла вас! Вы хотите, Луи, чтобы та, которой вы сказали: «Я люблю тебя», – принадлежала другому, а не своему королю, не своему владыке, не своему любимому? Ах, Луи, будьте мужественны, одно слово, только одно… Произнесите: «Я хочу!» – и жизнь моя сольется с вашей, сердце мое будет вашим…
Король не отвечал.
Мария взглянула на него, как Дидона на Энея в полях Элизиума, с гневом и презрением.
– Прощайте же, – сказала она. – Прощай, жизнь, прощай, любовь, прощай, небо!
И она сделала шаг в сторону. Король остановил ее, схватил ее руку и прижал к губам. Отчаяние взяло верх над его решимостью: он уронил горячую слезу на прелестную ручку. Мария вздрогнула, как будто эта слеза действительно ее обожгла.
Она увидела влажные глаза короля, его бледное лицо, его сжатые губы и воскликнула с непередаваемым выражением:
– Ах, ваше величество, вы король, вы плачете, а я уезжаю!
Вместо ответа король закрыл лицо платком.
У офицера вырвался такой громкий вздох, что обе лошади испугались.
Разгневанная Мария Манчини отвернулась от короля, бросилась в карету и крикнула кучеру:
– Поезжай! Скорей! Скорей!
Кучер повиновался, ударил по лошадям, и тяжелая карета покачнулась на скрипучих осях. Король Франции остался один, в раздумье, в отчаянии, не смея взглянуть ни вперед, ни назад.
XIV. Король и лейтенант обнаруживают хорошую память
Король, как все влюбленные в мире, долго и пристально смотрел в ту сторону, где исчезла карета, уносившая его возлюбленную; сто раз он оборачивался и наконец, успокоив немного волнение сердца и мыслей, вспомнил, что он не один.
Офицер все еще держал лошадей под уздцы, все еще надеялся, что король изменит свое решение.
«Есть еще возможность, – думал он, – остановить карету: стоит только сесть на коня и догнать ее».
Но лейтенант мушкетеров обладал слишком смелой и богатой фантазией; она далеко
Он просто подошел к офицеру и печальным голосом произнес:
– Все кончено… Едем!
Офицер, подражая его движениям, его медлительности и грусти, медленно и печально сел на лошадь.
Король поскакал. Офицер последовал за ним.
На мосту Людовик обернулся в последний раз. Офицер, терпеливый, как бог, у которого позади и впереди вечность, все еще надеялся, что к королю вернется энергия. Но тщетно. Людовик выехал на улицу, ведущую к замку, и к семи часам вернулся во дворец.
Когда король вошел в свои комнаты и офицер заметил (он все замечал!), что в окне кардинала приподнялась штора, он глубоко вздохнул, как человек, с которого снимают тяжкие оковы, и сказал вполголоса:
– Ну, брат, теперь уж кончено!
Король позвал приближенного.
– Я никого не принимаю до двух часов, вы слышите?
– Ваше величество, – ответил приближенный, – вас хотел видеть…
– Кто?
– Лейтенант ваших мушкетеров.
– Хорошо! Впустите его!
Офицер вошел.
По знаку, данному королем, приближенный и слуга удалились из комнаты.
Людовик проводил их взглядом; когда они затворили за собою дверь и портьера опустилась за ними, он сказал:
– Вы своим появлением напоминаете мне, что я забыл предписать вам молчание.
– Ах, ваше величество, вы напрасно утруждаете себя таким приказанием. Видно, что вы не знаете меня!
– Да, господин лейтенант, вы правы. Я знаю, что вы умеете молчать; но я ведь не предупреждал вас.
Офицер поклонился.
– Не будет ли еще каких-нибудь приказаний, ваше величество? – спросил он.
– Нет, можете идти.
– Не разрешите ли мне остаться и сказать несколько слов вашему величеству?
– Что вы желаете сказать? Говорите!
– Я хочу поговорить о деле, весьма ничтожном для вашего величества, но чрезвычайно важном для меня. Простите, что я осмеливаюсь беспокоить вас. Если бы не крайняя необходимость, я никогда не сделал бы этого; я исчез бы, как человек безгласный и маленький, каким был всегда.
– Вы бы исчезли! Что это значит? Я вас не понимаю.
– Словом, – продолжал офицер, – я пришел просить ваше величество уволить меня со службы.
Король взглянул на него с удивлением, но офицер стоял неподвижно, как статуя.
– Уволить вас, господин лейтенант? А позвольте узнать, на сколько времени?
– Навсегда, ваше величество.
– Как! Вы хотите оставить службу? – спросил Людовик голосом, выражавшим не только удивление.
– Да, ваше величество, к величайшему моему сожалению.