Виктор II. Академия
Шрифт:
Но маг тьмы продолжил обличительную речь, словно не слышал слова Люпена:
— Я вообще-то, тоже чуть не умер! И никого это не интересует. Где ваши чувства?
— Ну я разочарован, — пожал я плечами и увидел нашу кухарку. Она сквозь дыру в потолке заглядывала в подвал. И на её сморщенном лице с орлиным носом, на котором росла лиловая бородавка, царил настоящий шок. Я решил подбодрить её. — Вот ты всё время жаловалась барону, что тебе на кухне тесно, так он в своей милости решил расширить её.
— Не надо… было, — проблеяла она и скрылась с глаз долой.
Люпен же глянул на часто-часто дышащего Эдуарда,
— Виктор, тебе надо уходить отсюда. Скоро сюда прибудут представители власти. Готов поспорить, что наши соседи уже доложили по телефонному аппарату, что произошёл взрыв. А тебя здесь не должны видеть. Поэтому иди переоденься и возвращайся в академию. Вероника сделает портал.
— Хорошо, ваша милость, — согласился я и добавил: — Кстати, я не Виктор, а Маркус. Так меня назвал переверт… — я осёкся на полуслове, увидев, что псевдо-Пашка превратился в статного мужчину лет сорока. — Глядите, учитель!
— Вероятно, это его настоящий внешний вид, — задумчиво выдал химеролог, вытащил мой золотой перстень и поторопил меня: — Всё, Виктор… Мне привычнее называть тебя Виктором. Всё, Виктор, более не задерживайся тут. И забери свой подарок. Он мне больше не интересен, поскольку в ближайшее время у меня будет полно дел.
Я взял цацку, кивнул и бегом выметнулся из лаборатории.
По пути едва не сшиб Марка, который шустро спускался в подвал. Я не стал ему ничего рассказывать, лишь упомянул, что все живы. А затем добрался до своей комнаты, переоделся и уже вместе с Вероникой вышел из особняка. На улице она создала портал, и я прошёл сквозь него, очутившись на острове.
Свежий воздух наполнил мои лёгкие, а в уши влетел грохот прибоя. Я пару раз глубоко вздохнул и в темноте двинулся среди деревьев, которые скрипели на ветру. Некоторые из них можно было принять за людей, неумело дрыгающихся на танцполе. Данное сравнение немного позабавило меня, поэтому на опушку я вышел с весёлой усмешкой на устах. А вот при входе в башню у меня её уже не было.
В холле же я заколебался. Усталость как-то разом навалилась на меня, да ещё пережитый стресс… в общем, мне ужасно захотелось упасть на свою кровать и продрыхнуть до самого утра. Но я взял яйца в кулак и решил сперва заглянуть в библиотеку. Ежели Меццо там, то мне бы не помешало поговорить с ней. Однако я всей душой надеялся, что её там нет, и моя кроватная мечта сбудется совсем скоро. Но не срослось…
Когда я миновал лестницу и вошёл в библиотеку, то увидел прекрасную маркизу. Она сидела на своём излюбленном кресле, склонив златовласую голову над очередной книгой. Твою мать. Не спится ей.
Я мысленно тяжело вздохнул и поплёлся в сторону Меццо, точно к моим ногам были прикованы пудовые гири.
Девушка краем глаза заметила меня, вскинула голову и участливо спросила, заложив страницу пальчиком:
— Виктор, у тебя измождённое лицо. Что-то случилось?
— Выдался напряжённый денёк, ваша светлость, — устало произнёс я, плюхнувшись на соседнее кресло. И только после этого сообразил, что лучше бы промолчал, а то сейчас начнутся расспросы. И я не ошибся.
Маркиза проговорила, нахмурив бледный лобик:
— Что-то с учёбой? Или Громов угрожал тебе?
— Нет, просто читал много. Устал, сударыня, — соврал я и изобразил улыбку.
— О чём была книга? — поинтересовалась
Я оглянулся, словно искал поддержку, но, естественно, никто мне её не оказал, так что пришлось неопределённо протянуть, покрутив в воздухе пальцем:
— Да о нашей академии… Когда возникла и прочее… Интересно же. Васька вон мне говорил, что на этом острове вроде бы в незапамятные времена жили кровопоклонники. Мол, из-за их-то наследия студенты порой и пропадают.
— Абсурд, — отрезала маркиза, элегантно закинув ногу на ногу. — Люди в академии стали пропадать всего-то лет тридцать пять или сорок назад.
— Хм… примерно в то же самое время, когда нынешний ректор занял свою должность, — задумчиво прошептал я себе под нос.
— Что? — не разобрала мой бубнёж девушка и поправила причёску левой рукой, отчего на её тонком запястье блеснул браслет. Он был сооружён из золотых пластинок, которые имитировали небольшие рыцарские щиты. И на каждом таком щите имелась своя руна. А я к этому моменту уже настолько поднаторел в рунах, что сумел понять для чего был предназначен браслет. Он мог в случае ранения, отравления или болезни вдохнуть в тело девушки немного живительной силы. Именно, что немного. Он не залечит смертельную рану, но позволит Меццо продержаться до оказания помощи. Кажись, девушка решила всякий раз надевать его, когда выходила из комнаты. Но ношение столь мощного артефакта могло сказаться на здоровье девушки. Поскольку артефакты в, скажем так, фоновом режиме поддерживали своё рабочее состояние за счёт жизненной силы мага. Когда-то я уже рассказывал об этом.
Между тем маркиза недовольно глянула на меня и снова спросила:
— Что? Что ты пробубнил?
— Ваша милость, да я сказал, что, кажется, в академии становится всё хуже и хуже. Опаснее. Для вас — так точно, — проговорил я и добавил, решив, что уже достаточно сблизился с Меццо: — Сударыня, а что же ваши близкие думают об этих происшествиях с животными?
— Виктор, не суй нос не в свои дела, — возмущённо выдала она, строго глянула на меня, а затем картинно раскрыла книгу и упёрлась взором в строчки.
Кажись, я поторопился с подобными вопросами. Пришлось сконфуженно улыбнуться, встать с кресла и сказать:
— Прощу прощения, ваша милость, ежели чем-то обидел. Доброй ночи.
— Угу, — угукнула она, не отрывая застывший взгляд от страницы.
Я ещё раз улыбнулся и свалил из библиотеки. Поднялся на восьмой этаж, добрался до своей комнаты, вошёл и включил свет. И тотчас подпрыгнул от громкого прицокивания.
— Господи, Эдуард! — выдохнул я, держась за сердце и осуждающе глядя на довольного зелёного попугая, который сидел в клетке на жёрдочке. — Надо бы тебя тканью накрыть, а то утром меня разбудишь ни свет ни заря. Или это петухи так делают?
Я пожал плечами и скрыл клетку плотной чёрной материей, а затем после всех мыльно-рыльных процедур завалился-таки спать.
Ночь пронеслась, как фанера над Парижем. А наутро я восседал с Васькой в столовой за столом и поедал блинчики с творогом и сливочным маслом. В этом мире их делали толще, чем у нас, но они оставались все такими же румяными, мягкими и словно сами запрыгивали в мой рот.
Вдруг Васька доел очередной блин, откинулся на спинку стула и решительно отодвинул от себя тарелку.