Виктор Розов. Свидетель века

Кожемяко Виктор Стефанович

В.Р.: Не говорите. Поразительные бывают воспоминания, поучительные переклички времен. Не правда ли, стоит оглядываться в прошлое, думая о будущем?

ЧЕСТНОЕ ИМЯ – ВИКТОР РОЗОВ

Прекрасному русскому писателю и настоящему патриоту сегодня исполняется 85 лет. Поздравляем!

Можно ли прожить целую жизнь, большую жизнь, ни разу не покривив душой и не поступившись совестью? Это, конечно, очень трудно. Однако иногда мне кажется, что все же я

знаю таких людей. И среди них, весьма немногих, – Виктор Сергеевич Розов.

Я всегда считал, что сам он органически не терпит громких слов. Собственно, вся драматургия Виктора Розова, как представлялось мне, взошла на противодействии таким словам. Негромкая, лирически-бытовая, почти камерная. Он и заголовки своим первым пьесам давал чуть ли не вызывающе простые – «Ее друзья», «Страница жизни»…

Правда, потом вдруг торжественно прозвучит: «Вечно живые». И хотя пьеса по сюжету и интонации тоже была почти камерной (почти, почти! в этом – суть!), хотя начинавший именно с нее свою биографию молодой и никому не известный, но вскоре уже прославленный театр «Современник» выбрал ее как программную именно за душевную гражданскую негромкость, противостоявшую высокопарной официозности, высота этих слов – «Вечно живые» – ни случайной, ни ошибочной не была.

О, теперь-то я это особенно понимаю! Теперь, после десяти последних лет, когда подарено мне было судьбой ближе узнать этого человека. Не только по пьесам его, которые вошли в ряд самых любимых еще с детства, а и «по жизни».

Когда-нибудь стоило бы подробнее рассказать о встречах с Виктором Сергеевичем Розовым и о том, как раскрывался он для меня все глубже, все значительнее. Сегодня из-за газетной тесноты ограничусь лишь некоторыми моментами. Но и они, по-моему, скажут немало, каков этот человек.

Тему для первой нашей беседы я, обозреватель «Правды», предложил ему вполне в духе «общечеловеческих ценностей», о которых столько говорилось в то время – вскоре после года 1985-го. Я еще не успел тогда заметить, что понятие Родины в числе этих ценностей почему-то отсутствовало.

Так вот, предложенная мною тема была «Добро и зло». Я видел, чувствовал, как по мере разворота «перестройки» они все острее и непримиримее сталкиваются в самых разных проявлениях, причем агрессивное зло все чаще одерживает верх. Душа была в сумятице от этого, и очень хотелось понять: почему же так складывается? Хотелось обобщить происходящее и поразмышлять философски, может быть, несколько даже воспарив над текущими фактами…

Тему Виктор Сергеевич принял, но – никакого «воспарения» не получилось. Он сразу же повел разговор в сугубо конкретном русле! И заговорил об опасности разрушения Советского Союза, в чем было для него главное зло переживаемого времени.

Признаюсь, мне тогда это еще казалось невозможным, а опасность такая – сильно преувеличенной. Но собеседник мой говорил со жгучей тревогой и болью. Было ясно: этой болью и этой тревогой он переполнен, все остальное сейчас вытеснено в нем куда-то на второй план. И как

ни старался я преодолеть абсолютную его поглощенность одной заботой – не удалось.

Жизнь скоро показала (увы!), кто из нас был более прав…

Следующая наша обстоятельная встреча состоялась, когда Советского Союза уже не существовало. Да и все советское, буквально все, предавалось анафеме в так называемой демократической прессе – теперь уже не только с привычным патологическим сладострастием, но и с не терпящей ни малейшего возражения категоричностью победителей.

А он возразил. Прямо и резко. Вот что сказал, когда речь у нас в беседе зашла о советском прошлом:

«Идеалы были, и культура великая была, что там говорить. Это авторы некоторых появившихся за последнее время мемуаров да чересчур ретивые публицисты все наше прошлое взахлеб порочат, как бы мстя ему… Мне совершенно непонятно, когда люди, получившие звания народных артистов Советского Союза, Государственные и Ленинские премии, снискавшие признание при Советской власти, клянут теперь эту самую власть, которая их родила, воспитала, дала дорогу в жизнь. Клянут решительно за все. Это уж такая бессовестность, такое паскудство!»

Он по натуре мягкий и добрый человек. Он настоящий русский интеллигент. «Паскудство» – это было верхом резкости в его устах. Не выдержал. Довели!

* * *

Однако те, кому он адресовал это, конечно, тоже выдержать не могли. Принять такое и смолчать? Им, чувствующим себя уже полными и безраздельными хозяевами в «этой» стране!..

Особенно зло откликнулся, помню, Лев Колодный в «Московской правде». Оскорбительной до крайности статьей. Он и назвал ее так, чтобы задеть побольнее да пообиднее: «Кого хвалит гречневая каша».

Получалось, будто хвалит себя сам Виктор Розов. Он же и есть «гречневая каша», то есть не ахти какой изысканный продукт…

Невероятно обидно мне было читать все это! Из-за чудовищной несправедливости. Во-первых, естественно, Виктор Сергеевич и не думал себя хоть в какой-то мере хвалить. Поводом, а точнее – «зацепкой» для уничтожающего заголовка и едва ли не половины статьи послужили мои слова о нем во вводке к беседе. Вот какие слова: «Пьесы замечательного драматурга Виктора Розова известны не только у нас в стране, но и в мире». Колодный иронизировал: «Всемирно известный драматург… А кто же тогда Шекспир?»

Но если уж говорить во-вторых, Розов действительно всемирно известен. И даже прославлен, коль вспомнить поставленный по его пьесе и сценарию фильм «Летят журавли», единодушно отнесенный ведущими кинокритиками всех стран к наивысшим достижениям мирового кино.

Словом, было совершенно очевидно: суть вовсе не в каких-то моих оценочных определениях, а в содержании беседы. Ну и в том, конечно, что появилась она не где-нибудь, а в «Правде». Ядом брызгал Колодный по этому поводу.

Как показать Виктору Сергеевичу такую статью? Я был уверен, что она ранит его еще больше, чем меня.