Виктор Суворов: исповедь перебежчика
Шрифт:
— …на людях?
— Да нет, на службе.
— В результате считаешь ли ты себя победителем?
— Однозначно, и попробуй прикинуть, сколько книг обо мне написано — обо мне!
— Тома…
— Десятки томов! Думаю: про Гитлера столько-то, про Сталина… - и я там же. Недавно один из моих высокопоставленных врагов генерал армии Махмут Ахметович Гареев.
— …известный военный историк…
— а ранее заместитель начальника
— Вынесенный приговор — высшую меру! — никто не отменял, но ты открыто путешествуешь по миру, встречаешься с читателями и сюда вот, в Лондон, из Бристоля приехал с женой без охраны…
— Ну кто это знает? Они ж невидимки.
— Когда ты понял, что российские спецслужбы оставили тебя в покое?
— Ух! ГРУ отступился, когда распался Советский Союз и вдруг в одночасье все рухнуло. Сразу же появилось несколько публикаций: выступили начальник ГРУ Евгений Тимохин, его первый заместитель генерал-полковник Павлов (чья подпись в моем дипломе стоит) и мой резидент в Женеве Валерий Петрович Калинин, — и все они писали обо мне только хорошее. Это было так странно, что бывшие начальники отзывались обо мне с пиететом. Ну как — служил добросовестно, замечаний не было, но предатель.
— Цитирую снова «предателя»: «“Мочить ” меня спецслужбам невыгодно — за идеи в России сейчас не убивают». Смертный приговор по отношению к тебе остается еще в силе? Могут его привести в исполнение или уже нет?
— Какое-то время я думал, что худшее позади, но когда Саша Литвиненко из госпиталя позвонил, мнение свое изменил. А почему бы и нет?
— Жена Татьяна, как ты уже сказал, разведчица, но до сих пор ни одного интервью не дала…
— ни одного!..
— …и считает, что и тебе тоже нужно помалкивать…
— Да, сидит она рядом со мной и считает.
— Ты, выходит, ее не слушаешь?
— Расхождения у нас только в этом, а в остальном все нормально. Таня убеждена, что бывший разведчик (а бывших, как мы уже заметили, не бывает) права на контакт с прессой не имеет. «Пиши книги свои, — говорит, — я тебе помогу». И помогает.
«Партбилет на имя Виктора Суворова я купил за один фунт»
— Это правда, что ваши с Татьяной дети несколько раз посетили Украину под чужими фамилиями?
— Я этот вопрос не обсуждаю: не знаю, не помню, но чувство Родины им присуще. То, что они любят эту страну, сомнению не подлежит, и если возможности побывать в Украине нет, ничто не мешает им хотя бы на границу приехать, чтобы через пограничные столбы на нее посмотреть. Это они делали — я подтверждаю.
— Родственники
— Да, в Черкассах.
— Мама Вера Спиридоновна и старший брат Александр — офицер-ракетчик…
— Сейчас он полковник.
— Они здесь гостили?
— Брат — нет, потому что нельзя (впрочем, он и не пробовал), а мои и Татьяны родители — да: сначала одни, потом другие, затем еще раз, еще.
— Какой, интересно, выдалась первая встреча? Лились слезы, крики радости были — что?
— Я уж не помню.
— Ну хорошо: вот ты обнял маму и что почувствовал?
— Я, я, я. Нет, лучше давай о другом. Все было.
— Кажется, в папке, из которой ты достаешь один за другим раритеты, еще кое-что осталось. Что, если не секрет?
— Вот орденская книжка моего отца Богдана Васильевича. (Зачитывает.) Медаль «За боевые заслуги», ордена Отечественной войны, Красной Звезды, еще Красной Звезды — это все сорок второй год. А вот вещица забавная. Иду я как-то по Лондону и вдруг вижу — за один фунт продается билет… члена КПСС.
— Как символично!
— Что ты — моим детям уже не расскажешь, какая это была ценность и что значили эти слова: «Партбилет положишь!». Современному поколению этого не понять, это как в том анекдоте про Чернобыль, когда инженера отправляют туда и говорят: «Если в разрушенный энергоблок не полезешь, положишь партийный билет». Тот всю ночь мается и спрашивает наутро: «А где мне его взять — я ж беспартийный?». Так вот, покупаю я за один фунт эту книжицу, открываю и в глаза сразу бросается, на чье имя она выписана. Читай!
— Суворов Віктор Степанович. Виданий Шевченківським райкомом Компартії України міста Львова.
— Это не я — однофамилец, но где еще можно было увидеть партбилет Виктора Суворова? Виктору Степановичу, если он жив, пламенный привет!
— 1950 року народження. Все взносы, я свидетельствую, уплачены — до девяносто первого, небось, года.
— До февраля девяностого Виктор Степанович дотянул, а потом, видно, рукой махнул: «Да ну вас!».
— Сломался.
— Хочу, кстати, сказать пару слов о партийных билетах и о предательстве. Восемнадцать миллионов человек в рядах КПСС состояли, и вдруг сперва партийный секретарь, потом секретарь обкома и уж затем член Политбюро ЦК подписывают указ о ее запрещении. На это, кстати, не я, а один умный мужик внимание обратил. «Восемнадцать миллионов коммунистов, — заметил, — было: хоть один пошел на защиту своего райкома, хоть один вынес на своей груди Красное знамя?». И после этого я предатель? Ладно, идем дальше.