Виктор Вавич (Книга 2)

Житков Борис Степанович

– Никого еще. Подсучи рукав, - Груня держала на отлете масленые руки и подставляла Виктору локоть - красный, довольный, веселый локоть.
– Там наставлено!
– Груня мотнула головой на дверь и пустилась по коридорчику в кухню.

В столовой на блестящей скатерти хором сияли стаканы, рюмочки, новые ножички. Расчесанная селедка и аккуратной цепочкой кружочки луку. Маринованные грибки, как полированные, крепко глядели из хрустальной мисочки.

Виктор залюбовался. Потушил электричество, зажмурился и снова зажег, чтобы сразу и заново

глянуть. Обошел стол, подровнял ножички, вилочки, поправил один грибок, чтоб головкой вверх. Он шатал головой, чтоб блеск бегал, переливался по стеклу, по блюдечкам. Догадался, качнул над столом лампу: он смотрел, а блеск перебегал волной, играл приливом-отливом.

Придвинутые стулья ждали гостей.

Позвонили. Виктор торопливой рукой остановил лампу, побежал встречать.

В дверях стоял молодой человек с красным лицом в форменной почтовой фуражке. Фроська, распахнув дверь, держалась за ручку мокрым мизинцем.

– Можно?
– и молодой человек лукаво смеялся.

– Пошла, - шепнул Виктор Фроське.
– Прошу, - крикнул Виктор и пригласил рукой.

– Проходи, Жуйкин!
– крикнул голос сзади, и Жуйкин, споткнувшись о порог, влетел в сени. Другой чиновник, постарше, с поднятым воротником, тщательно закрывал дверь на французский замок. Он запотелыми очками глядел на Вавича.

– Здоровиссимо! Ничего не бачу, хучь дивлюся кризь окуляры!
– поднял брови на рябом лице.

– И чего хохлит?
– смеялся Жуйкин.
– Фамилия Попов, а после кружки пива начинает заламывать.

– Зачем же по дороге-то заходить, господа!
– Вавич качал головой. Ей-богу, обидно, - и стаскивал с гостей пальто.
– Пожалуйте, - Виктор едва сдерживал улыбку ожидания.

Попов протирал синим носовым платком очки и щурился на стол:

– Нет, побачь, каких Лукуллов понаставил! Виктору улыбка рвала губы.

– Чем богаты.

Жуйкин потирал руки и кланялся спиной: столу, стенам. Рыжие волосы редким бобриком блестели от помады, блестел тугой воротничок и пуговки на форменной тужурке.

– А где же изволит хозяюшка?
– и Жуйкин опять поклонился и шаркнул слегка.

– Аграфена Петровна просит прощенья, сию минуту, - и Виктор тоже кивнул спиной, как Жуйкин.

Попов теперь уж через очки разглядывал стол, потом пощупал печку, вертел головой, осматривал стены.

– Ты что же, как кредитор, углы обшариваешь?
– и Жуйкин фыркнул, как будто вспомнил анекдот.

– Бачу, часов не было, - и Попов тыкал в воздухе пальцем на новые часы.
– Ось! ось!
– тыкал Попов и слегка приседал в коленях с каждым тыком.

– Простите, момент!
– Виктор шаркнул и выскочил в двери. Слышно было из коридора, как он говорил громким шепотом: - Грунюшка, Груня! Пришли ведь. Водку-то хоть сюда подай.

Виктор вернулся с запотевшим графинчиком. Лимонные корочки желтыми мушками плавали поверху.

– Пожалуйста, господа!
– и Виктор отодвинул стулья.

– Нет, уж

как же без хозяйки, - сказал Жуйкин. В это время за дверью по коридору легко, торопливо пробежали Грунины шаги. И гости, и Виктор улыбнулись в одну улыбку.

– Пока нет дам, - вдруг оживился Попов, - господа, пока без дам, вот один случай; ей-богу, не анекдот. Все сдвинулись в кучку.

– Понимаете, приходит к доктору один еврей... Виктор оглянулся на дверь. Попов понизил голос.

– Приходити, понимаете, говорит: гашпадин доктор! У моей зыны...

Жуйкин хихикнул.

– У моей зыны, - совсем шепотом сказал Попов, - гашпадин доктор, у моей зыны такое...

В это время затопали Грунины каблучки.

– Ну, потом, - замахал рукой Попов, и все расскочились в стороны, глядели на дверь, запрятав плутовство. Груня прошла мимо.

– Так он говорит, - зашептал со своего места Попов, - у моей говорит, зыны такое, знаете, бывает...
– и потряс кулаком, - такое бывает...

И снова Грунины шаги, и распахнулись двери, и красная, запыхавшаяся, в розовом платье с алым бантом, вошла Груня.

Наоборот

ЖУЙКИН сделал пол-оборота на каблуках, шагнул, откинувшись назад, шаркнул в сторону, оттер Попова.

– Сердечной хозяйке душевный привет, - и склонил талию. Груня весело улыбалась на рыжий бобрик. Жуйкин медленно нес Грунину руку к губам. Попов топтался в очереди.

– Здоровеньки булы!
– тряс головой.

Виктор с торжеством и завистью глядел, как прикладывался к ручке Жуйкин.

Потом Попов встряхивал Грунину руку, будто старому товарищу. Не удержался и неловко чмокнул в большой палец.

– Аграфена Петровна, ведь и мы не здоровались. Виктор шаркнул и поцеловал Груню в ладонь.

– Ну садитесь, садитесь, чего же вы?
– и Груня зашуршала платьем к своему месту.

– А як же...
– начал Попов, - це вже... закон, одним словом.

– Вы что?
– засмеялась Груня.
– Тарас Бульба какой! Жуйкин фыркнул, захлопал в ладоши:

– Расскажу, расскажу! Всем на службе расскажу. Бульба! Садись, Тарас!

– Витя, наливай, - командовала Груня.

– После трудов праведных, - приговаривал Попов.

– Да знаете, сегодня пришлось-таки, - говорил Виктор, аккуратно разливая водку, - представьте: битком народу в колбасной...

– Изыди все нечистое, останься един спирт, - сказал Попов и хлопнул рюмку.

– Ваше здоровье, - поднял рюмку, оборотясь к Груне, Жуйкин.

– Грибочков, - сказала Груня и кивнула Жуйкину.

– Да, - повысил голос Виктор, - битком! Еле протолпился. Ведь надо же знать, чем они там удовлетворяют потребности населения - дрянью, может быть. Иду. "Что здесь, - спрашиваю, - делается? Хозяина сюда!" - "Хозяина?" - "Так точно. Показать все!" - Публика вся на меня. Хозяин: "Не извольте беспокоиться, ваше благородие".
– "Знаем, - говорю, - вас!"