Викториум
Шрифт:
Чистокровные лошадки легко взлетели на холм, будто у них росли крылья, как у пегасов из греческих мифов. Мы, конечно, не стали переть на врага в лоб. Стрелявшие из пулемета могли срезать нас с князем одной очередью. Нет, мы пустили коней в обход по широкой дуге. Однако нападавшие были готовы и к этому.
— С коня! — крикнул князь за секунду до того, как высунувшиеся из-за камней люди в синих мундирах дали по нам залп из винтовок.
Стреляли они не в нас — целили в лошадей. В них попасть куда проще.
Я успел спрыгнуть с седла. Выронил саблю, сильно ударившись рукой о
Наверное, поэтому я стал стрелять только после окрика князя.
— Чего замерли, Никита?! Достали пистолет — так стреляйте!
Я заметил бритую голову в неизменной красной феске. Выстрелил навскидку. Но только сбил с нее феску. Бритая голова, украшенная шикарными усами, спряталась обратно за камни. Правда, стрелять в ответ обладатель шикарных усов не стал.
— Палите чаще, Никита! — подбодрил меня князь. — Мне надо наган зарядить! А в вашем маузере патронов хватит!
Перехватив запястье правой руки и уперев локоть левой в колено, я принялся палить по укрывающимся за камнями заговорщикам в синих мундирах почем зря. Маузер плевался пулями — те бессильно рикошетили от камней. Но и не давали им головы высунуть из-за них. Тем более что вооружены они были громоздкими винтовками Пибоди.
Князь перезарядил свой револьвер. Кивнул мне — и бросился вперед под прикрытием моего громко бухающего маузера. Залег у самых камней.
Двадцать патронов в магазине моего маузера закончились. Я быстро сменил магазин на десятизарядный. Услышав, что мы больше не стреляем по ним, заговорщики рискнули высунуться из-за камней. Первый тут же получил пулю из нагана Амилахвари. Прямо в лицо. Синемундирный схватился за лицо и рухнул на руки товарищей. Вторым был уже знакомый мне усач, с которого я сбил феску. Он даже успел вскинуть свою винтовку. Но я опередил его. Маузеровская пуля пробила ему шею — я намеренно метил как можно ниже, чтобы снова не промазать. Усач повалился ничком. Кровь его обильно полилась на камни.
— Бегом, Никита! — крикнул мне князь, вставая во весь рост. — За мной!
Я бросился к нему на помощь. Амилахвари же перепрыгнул через камни, стреляя направо и налево. Когда я присоединился к нему, все было уже закончено. Правда, надо заметить, князь не в одиночку перебил всех заговорщиков. В общем-то, он только помог атаковавшим их с другого края янычарам.
Возглавлял янычар сам Зубейр Аббас-ага. На серебряной маске его красовался ингалятор, напоминающий жутковатое насекомое, присосавшееся к металлическому лицу. Над ингалятором курился дымок. Сладковатый привкус его я унюхал даже с такого расстояния, на котором находился. И привкус этот живо напомнил мне рассказ князя о гибели нашего посольства.
С сабли аги янычар стекала кровь. Похоже, он предпочел не стрелять в заговорщиков, а пустил в ход холодное оружие. И весьма успешно.
Аббас-ага сорвал с лица маску вместе
Князь Амилахвари ответил ему. Ага янычар принялся переворачивать тела заговорщиков, поддевая их загнутым носком сапога. Называл имена и звания. Наверное, для нас с князем. По его словам выходило, что в заговоре участвовали весьма высокопоставленные чины левантийской армии и гвардии.
— Да уж, — качал головой князь, слушая очередное имя и звание мертвеца в синем мундире — застреленного и разрубленного саблей. — Набрали силу младотурки. Очень большую силу. Боюсь, что в Стамбуле нас могут ждать не просто манифестации. Как бы нас не встретили пулями из окон.
Он обратился к Аббасу-аге. Наверное, повторил то же, что сказал мне. Янычар в задумчивости остановился. Пальцами в кожаной перчатке потер чисто выбритый подбородок.
Затем быстро надел обратно серебряную маску. Закрепил ингалятор. Махнул рукой своим людям. Янычары забрали с собой пулемет, из которого заговорщики обстреливали кортеж падишаха, и стали спускаться вслед за своим командиром с холма. Кто пешком, а у кого остались кони — верхом.
— Пора и нам возвращаться, Никита, — кивнул мне князь Амилахвари.
Битва с бедуинами уже заканчивалась.
Ауда абу Тайи был одним из последних ховейтатов, оставшихся в живых. Ему даже удалось остаться в седле. Это было тем более странно, что сражаться ему приходилось с механическими уланами Биттенфельда. Шейх Ауда сумел уложить двоих. Удары его сабли были столь сильны, что черных рыцарей не спасли даже их прочные кирасы и тяжелые палаши.
И тогда на него налетел сам ротмистр Иоганн Биттенфельд. Он уже лишился тяжелой пики. Дрался палашом. Ни он, ни один из его людей даже не прикоснулся к карабину, болтающемуся за спиной.
Они столкнулись будто скала и самум. Ауда и Биттенфельд обменивались могучими ударами. Сабля и палаш сталкивались раз за разом, разбрасывая искры. Злой жеребец Ауды метался. Пытался укусить коня Биттенфельда. Но броня прусского скакуна была рассчитана на то, чтобы выдерживать попадание пули. Куда там конским зубам.
Ауда обрушил на своего врага град стремительных ударов. Биттенфельд отбивался тяжелым палашом. На первых порах казалось, что шейх берет верх. Слишком уж силен был его напор. Биттенфельд даже подался назад. Но это только в первые мгновения. Ведь скала всегда возьмет верх даже над самым яростным ветром пустыни.
Сабля Ауды в очередной раз звякнула о кирасу Биттенфельда. Тот слегка кольнул коня шпорами. Скакун налетел на злобного жеребца Ауды. Толкнул его закованной в сталь грудью. Теперь уже конь Ауды попятился. Биттенфельд обрушил на шейха ховейтатов свой палаш. Раз, другой, третий! Четвертый удар оказался удачным.
Широкий клинок палаша обрушился на плечо шейха Ауды. Затрещали ребра. По бурнусу обильно хлынула кровь. Биттенфельд освободил оружие с неприятным чавканьем. Ауда бан Харб аль-Або Сеид аль-Мазро аль-Тамаме ибу Тайи, шейх племени Ховейтат, откинулся в седле. Выронил саблю. И умер.