Виктория Света
Шрифт:
Валька замешкался в дверях и в результате столкнулся с секретаршей нос к носу. Маслова его узнала. И она не была в восторге, что кто-то, пусть даже краткосрочный деловой партнер покойного гендиректора, видит теперешнее выражение ее лица. А потом обрадовалась. Судьба посылает ей идеальный громоотвод, воспользовавшись которым Тина сбросит скопившийся негатив, не рискуя поплатиться за собственную болтливость шквалом сплетен в стенах «ХимОрганика». И секретарша выпалила, забыв ответить на Валькино «добрый день»:
– Нет, как вам этот бармен?! Принялся во все тяжкие обхаживать Светку, мерзавец. Еще бы. Теперь некому будет его бездарные проекты финансировать, братец-то помер. А моя
Вот оно как… Не водитель, а родственник, значит. Хотя это неважно. Важно не потерять из виду отъезжающий кроссовер с барменом за рулем и вдовицей на заднем сидении. Валентин кинулся к своей машине. Коли есть возможность перехватить Викторию на подступах к жилищу покойного Галактионова, этим следует воспользоваться. И началась погоня.
Машина у Валентина Попова была в своем роде уникальная. Имея непреодолимую симпатию к советскому автомобильному винтажу, Валька разъезжал на культовой «победе» темно-бежевого колера, у коей от прародительницы остался лишь кузов, усиленный дополнительными стойками изнутри и полированный до солнечных зайцев снаружи. «Победа» давала неплохой разбег на ровной дороге, была маневренна, а недостаток обзора через заднее стекло был скомпенсирован видеокамерой, выводящей картинку на монитор, который занял место зеркала заднего вида. Машина приметная, но ведь Валентин сейчас ни от кого и не прятался. Если водитель впередиидущего авто заподозрит его в недобрых намерениях и захочет разобраться, Валентин сумеет объяснить свой интерес.
Но Игорь ничего не заметил, поглощенный дорогой. Вероятно, управление машиной такого класса для него было в новинку и вынуждало на ходу приспосабливаться к ее норову, не говоря уже о габаритах. Однако кавалькада шла на хорошей скорости и довольно быстро пересекла московскую кольцевую. Похоже, они направлялись в элитный поселок на берегу водохранилища. Заметив на въезде в микрорайон пропускной пункт со шлагбаумом, Валька поначалу приуныл, но терять ему было нечего, и он, не сбавляя скорости, рванул следом за кроссовером, жестом руки дав понять сторожам, что все в порядке, мы вместе, и его пропустили.
Пустынная улица была вызывающе пряма и опрятна, а одинаковые решетчатые изгороди и одинаковые газоны за изгородями наводили на мысль о коллективном психозе жителей поселения, помешанных на перфекционизме.
Кроссовер въехал в ворота одной из усадеб, и Валентин, проползая на тихом ходу вдоль улицы дальше, смог видеть, как машина вкатывается в гараж, пристроенный к двухэтажному коттеджу современной архитектуры.
На ближайшем перекрестке Валентин развернулся и погнал «победу» обратно. С выбором места для наблюдения-ожидания решил не заморачиваться и припарковался впритирку к ограде дома напротив. Слегка по-хамски, но он надеялся, что хозяев нет, а прислуге начхать.
Пока он колесил туда и обратно, бармен, поддерживая блондинку под локоток, вывел ее из гаража. Горизонтальная створка ворот за их спинами повисла в метре от отмостки. Видимо, что-то заело в запирающем механизме, или случились неполадки в электрической цепи, отчего система не послушалась команды с пульта, ну а Игорь не рискнул разбираться с затвором, опасаясь оставить вдову без присмотра, чтобы та, не ровен час, не осела в обморок на травку газона.
«Беги, лопух!» – мысленно со смешком обратился к бармену Валентин, наблюдая, как тот с доверчивостью гимназиста средних классов принимает за чистую монету все блондинкины выкрутасы. Валька не сомневался, к какому отряду членистоногих принадлежит данная женская особь. И не сомневался, что аппетит молодой паучихи отменный,
На крыльцо особняка вышла сдержанно одетая женщина средних лет, видимо, прислуга. Всплеснула руками, засуетилась, пропуская в дом хозяйку и сопровождающего ее свойственника. Затворяя входную дверь, кинула внимательный взгляд в сторону въездных ворот, убедилась, что они заперты.
А Валентин приготовился ждать. Если Вика не появится здесь до ночи, он вновь поедет к злой Танзиле и вновь будет униженно с ней разговаривать. Плевать. Он не собирается откладывать намерение на какой-то там в перспективе следующий день, неделю, месяц. Разговор должен состояться сегодня. Слишком нервно-затратной оказалась назначенная им же самим процедура, не стоит ее переносить на потом. Валентин всерьез волновался, и этот факт от себя не скрывал. С самим собой он всегда старался быть честным.
Чувство, которое самочинно вселилось в его сердце прошлым сентябрем, восемнадцатого числа, в пять тридцать пополудни, в тот день и час, когда он увидел Вику впервые, не подпадало под банальное определение влюбленности. Не только потому, что оно в данном контексте виделось пошлым, но, что важнее – неточным. А Валентин признавал лишь точные формулировки.
В свои неполные тридцать лет он уже был авторитетным специалистом в области медицинской микробиологии, хоть и без диссертаций и без опубликованных в научных журналах работ. Зачем? Чтобы доказать собственную состоятельность? Ему без официального признания нравилось искать и получать ответы, которые затем облекались в вещественный результат. Валентин был фанатиком биотехнологий, знающим, работоспособным и, главное, талантливым, что выражалось в его изобретательности и нередких озарениях. В активе имелись отлично оснащенная лаборатория и небольшой штат сотрудников, почти друзей.
В личной жизни все было сложнее. Дело в том, что Вальке Попову никогда не нравилась собственная физиономия, с самых одиннадцати лет. Не нравилась настолько, что он избегал лишний раз посмотреться в зеркало. Со временем это сделалось для него проблемой. В пацанской дружбе твоя рожа не имеет главенствующего значения, здесь царят другие критерии и законы. А вот девчонок Валька начал стесняться. Ему постоянно мерещилось, что юные леди, посматривая в его сторону, хихикают, шушукаются и пренебрежительно морщат носики. Вальку это и убивало, и бесило одновременно.
В сумрачного подростка – самоеда и аутсайдера – он лишь потому не превратился, что вовремя нащупал выход. Он обзавелся внутренней дополнительной опцией, чем-то вроде сценического безразличия, того самого, которое помогает актеру театра и кино убрать психологические зажимы, какого бы урода или придурка в данный момент он ни изображал. Неплохая броня для ранимого эго.
Не сразу, но у него получилось. Он одолел тяжкую зависимость от стороннего мнения и начал упиваться своим лихим пофигизмом. Плевал он теперь на презрительные ужимки одноклассниц, соседок, сокурсниц. Никакая ехидная подначка, выдаваемая за дружескую шутку, теперь не достигала цели, и ухмылки в спину не волновали совершенно. С девицами он разговаривал язвительно и фривольно, щедро демонстрируя незаинтересованность в их одобрении, а в качестве развлечения и некоей сатисфакции не отказывал себе в маленькой радости убийственно острить, раня и круша их самооценку. Не было случая, чтобы он хоть единожды промазал, полоснув наотмашь по самолюбию, и не было случая, чтобы терзался виной, заметив, насколько рана глубока.