Вила Мандалина
Шрифт:
Я остановил на нём задумчивый взгляд, потому что и меня частенько посещали схожие мысли, и как исправить это безумие, я тоже ума не мог приложить. Мог только на время прятаться во Врдоле.
– Человек утратил веру в себя, – уныло заключил Алексей Артамонович. – Но поверьте: то, что возможно в природе, теоретически не имеет ни малейших препятствий проявить себя в человеческом обществе. И это случится…
Иногда Алексея Артамоновича в оздоровительных поездках во Врдолу сопровождала супруга – Ирина Николаевна. Это была чрезвычайно ухоженная дама, которая наверняка дала себе зарок оставаться женщиной
Можно смело сказать, что Ирина Николаевна считалась в нашей части залива неугасимой звездой, да, верно, ею себя и ощущала. Со своих прогулок она почти всегда возвращалась то с розой, то с нарциссами – всё из собственных садов тех поклонников, дома которых располагались на её пути. Не знаю, на что они рассчитывали, возможно, ни на что, и все эти знаки внимания были обыкновенной данью восхищения и проявлением галантности. Впрочем, был один воздыхатель по имени Милош, как видно, строивший более серьёзные планы.
К мужу она относилась с лёгкой снисходительностью, что, впрочем, не мешало ей проявлять о нём трогательную заботу. Как правило, она появлялась в «Срече», чтобы увести разошедшегося Алексея Артамоновича, извинялась перед Иванкой и с непререкаемой твёрдостью прикрывала нашу лавочку. Впрочем, когда до закрытия «Сречи» было ещё далеко, Ирина Николаевна присаживалась к нам за столик, требовала лимонаду, рецепт которого здесь понимали буквально, просто бросая в чуть подслащённую воду ломтики лимона, и терпеливо внимала нашей болтовне. Понятно, что долгие годы совместной жизни сделали её знатоком в занятиях Алексея Артамоновича.
Именно поэтому в наших беседах она брала участие только изредка и всячески старалась увести разговор к бытовым предметам, в которых знала толк. И мы, повинуясь её желаниям, поневоле обращались к сыру и маслинам, к шардоне местного производства, – словом, к здешним деликатесам.
– Кстати, – обратилась она как-то ко мне с непосредственностью, заставившей её мужа поперхнуться своим напитком, – почему вы не женаты? Неужели намереваетесь стяжать андрогинность ещё на этом свете?
– Ира-а! – с упрёком проговорил Алексей Артамонович, но я жестом успокоил его. От этих людей у меня секретов не было. Не было, кстати, и скелета в шкафу.
– Как вам сказать, – начал было я, но Алексей Артамонович нашёлся прийти мне на помощь, одним махом прекратив этот разговор.
– «То не была злата жица от ведра неба, ведь то была среча от мила Бога», – процитировал он старинную сербскую песню, окинул нас победным взглядом и, скрестив пальцы, сложил руки на животе.
– Любовь, – назидательно изрёк он и посмотрел на супругу выразительным взглядом, – редко приводит к счастью. Судьба в этом смысле более благодарна.
Я не знал их истории, но по красноречивому выражению лица Ирины Николаевны понял, что в данном случае правда на стороне профессора.
Милош был настырен, и даже Иванка, закалывавшая некогда волосы заколкой в виде слова «love», поглядывала на него неодобрительно, когда он вальяжной походкой переступал порог её заведения и, делая вид, что целиком поглощён футбольным матчем, которые наряду с водным поло не переводились на экране
Иногда Алексей Артамонович позволял себе добродушное подтрунивание над успехами жены, но в целом такое положение дел давало ему больше прав на посещение «Сречи», где он неизменно мог рассчитывать на почтительное внимание с моей стороны и на мои реплики, которые по большей части его просвещённость принимала благосклонно.
Алексей Артамонович был настолько любезен, что несколько раз вызывался помогать мне с пальмой, утверждая, что это его бодрит. Вообще, человеком он был любознательным и, случалось, подолгу простаивал у какой-нибудь стройки, внимательно наблюдая за работой каменотёсов. Когда нам случалось находить личинку или кокон «неприятеля», он препарировал его с таким интересом, будто был не филологом, а биологом.
К моему удивлению, как-то раз во время нашей работы он окольным путём вернулся к тому прерванному разговору в «Срече».
– Надо только уметь ждать, – сказал вдруг он, подавая мне снизу лейку с раствором. – Да куда уж ждать? – Я понял его с полуслова.
– Не скажите. Кто умеет ждать, того судьба одаривает поистине сказочными благодеяниями. А пророческое слово вызывает событие к осуществлению. По чрезвычайно метким словам одного исследователя, глубоко проникшего в этот психологический механизм, «предсказание служит приговором, который приводит в исполнение вера».
– Мне не приходилось выслушивать пророческих слов, – засмеялся я. – Предрекли мне недавно только одно: а именно, что красный долгоносик всё же доконает мою пальму.
Поморщившись, Алексей Артамонович с не свойственным ему равнодушием бросил взгляд на пальму, и, отвернувшись и опершись локтями о перила террасы, некоторое время следил за учебным парусником «Jадран», шедшим мимо нас с поставленными стакселями во всём блеске старомодной красы. – Но это не значит, что они не звучали, – загадочно возразил Алексей Артамонович, дождавшись, когда лейка опустеет.
Он прекрасно владел сербохорватским языком, и вот как-то до него дошли слухи, что в Цетинье ещё жив известный народный сказитель. Тут уже пришла моя очередь оказать ему любезность. К сказочнику мы отправились на моей машине.
У Шкаляри устроен довольно хитроумный разъезд, и если пропустить нужный поворот, то угодишь на кладбище, чьи затейливые склепы обязательно напомнят о бренности нашей жизни.
Горная дорога закручивается головокружительной спиралью, а не доезжая Негушей с небольшого ровного клочка земли открывается такой потрясающий вид на дольнее устройство, что тебя охватывает гордость небожителя. Справа подпирает небо покрытая снегом вершина Ловчена, и с набором высоты восторг путешественника только возрастает.