Вильгельм

Лисина Александра

Поразмыслив, я решил, что нет резона делиться с ней своими догадками. Если Арриола узнает правду, то полагаю, ее бешенство будет столь велико, что она (если не сойдет с ума от ярости, конечно) с высокой долей вероятности надумает отыграться не только на мне, но и на детях брата. А мне бы не хотелось потом хоронить посланных ею убийц. Да и Кариур, я думаю, огорчился бы, если бы узнал, что из-за этой дуры его славный род угас. Поэтому я не стал ничего пояснять и просто ушел, а Арриола пускай и дальше сидит взаперти.

Полагаю, от этого всем будет только спокойнее.

Что же касается трупов, то их действительно было только три — вероятно, леди не хотела ставить никого в известность, что по ночам в ее гостиной бывают воры и душегубы, поэтому охранников заранее отослала прочь. Что же касается идиотов, которые испортили мне новую пижаму, то я подумал, что будет лучше, если их следов не останется вовсе, поэтому на обратном пути забрал тела из палисадника и порталом закинул в те самые трущобы, где мы недавно охотились.

— Извини, — вдруг ни с того ни с сего буркнул Нардис, заставив меня озадаченно обернуться.

— За что?

— Я был неправ сегодня.

Я принялся аккуратно сливать кровь из старой фляги в новую.

— Что же привело тебя к такому выводу?

— Да я… — Нардис вдруг взъерошил волосы на макушке, а потом с досадой махнул рукой. — Саан, все так сложно! Но ты настолько похож на обычного пацана, что иногда я забываю, что на самом деле ты…

— Не человек?

— Не знаю, — признался парень. — Из-за проклятия ты выглядишь совсем не так, как должен в свои годы. При этом ты не ешь. Не спишь. Почти не дышишь… В общем, я зря на тебя накричал. Прости. Это больше не повторится.

Я кивнул и, выкинув пустую флягу, так же аккуратно завинтил крышку на «подарке» Арриолы.

— Забывчивость — одно из свойств человеческой натуры. Но сам факт того, что ты начал сомневаться, меня, можно сказать, радует.

— Почему?

— Потому что это означает, что я на правильном пути. Если у меня получается достоверно изображать эмоции, то рано или поздно они, наверное, вернутся?

Нардис вдруг вскинул голову и пристально на меня взглянул.

— Скажи, каково это — ничего не чувствовать? Жить, не ощущая вкуса самой жизни? Говорить только то, что думаешь. Не врать. Не бояться. Не переживать по пустякам.

Я повесил флягу обратно на пояс.

— Удобно. Просто. Понятно.

— Тогда зачем ты пытаешься вернуться к себе прежнему?

— Затем, что хочу понять, кто я. И почему стал таким, как сейчас.

— А у тебя хоть какие-то подвижки есть? — недоверчиво спросил мой компаньон. — Ну за то время, что мы знакомы? Ты хотя бы иногда ощущаешь себя живым?

— Почему ты спрашиваешь?

— Ты так хорошо научился нам подражать, что я уже не понимаю, где ты искренен, а где твоя улыбка означает лишь то, что ты пытаешься вести себя как положено в обществе.

Я

пожал плечами.

После смерти Кариура я не стал спешить и не сунулся к людям сразу. Сперва наблюдал за ними издалека. Ходил от деревни к деревне. Присматривался. Прислушивался. Изучал. Делал выводы. Затем приобрел компаньона, ставшего для меня отличным наглядным пособием. И только убедившись, что научился достоверно ему подражать, решил приступить к следующей фазе плана.

— Вильгельм? — настороженно переспросил Нардис, когда не услышал ответа.

Я встряхнулся.

— Не все так плохо. К примеру, я уже знаю, что такое сомнение, неудовольствие и досада.

— Только это?

— Отрицательные эмоции почему-то вспоминаются легче, — был вынужден признать я. — Но мне также знакомо и ощущение удовлетворения. Какая-никакая, но все-таки радость. Порой мне даже бывает забавно. Интересно. Однако в остальном я пока не уверен.

— Раньше тоже так было?

— Раньше я мог спокойно препарировать человека, чтобы узнать, как он устроен внутри. А сейчас меня раздражают чужие крики, поэтому, если вдруг снова придется это делать, то я предпочел бы сперва заклеить испытуемому рот.

— Эм. И много ты… препарировал? — странным голосом уточил мой помощник.

— Достаточно, чтобы знать, как, куда и с какой силой нужно ударить, чтобы обездвижить, искалечить или мгновенно убить любое живое существо.

— А… ну… а неживое?

— И неживое тоже.

Нардис воззрился на меня с откровенным недоверием.

— То есть ты и с нежитью не боишься экспериментировать?

— Я вообще ничего не боюсь, — напомнил ему я. — Не научился еще. Но в какой-то мере понимаю причину твоей сегодняшней вспышки, поэтому зла не держу.

— Ты не умеешь злиться, — не преминул напомнить этот упрямец. — И ярость тебе неведома. И обида. И вообще, я уже столько времени пытаюсь тебя достать, что уже становится неприличным с твоей стороны никак на это не реагировать!

Я изучающе на него посмотрел.

— Зачем ты пытаешься меня достать?

— Как зачем? — изумился Нардис. — Ты же сам сказал, что для снятия проклятия тебе нужно научиться чувствовать! Ну вот я и учу! Правда, пока безуспешно.

— Так ты что, эксперименты на мне ставишь?

— А то, — осклабился этот поганец, мелкими шажками отступая к выходу. — Ты ведь на мне ставишь, не стесняешься. Чем я хуже? Да и кто, кроме меня, тебе поможет? Вот я и стараюсь. Изо всех своих невеликих сил. Надеюсь, ты оценил?

— А ну, стоять! — скомандовал я, одновременно пытаясь понять, что за эмоцию ненароком разбудил во мне этот балбес. Но Нардис, как чуял неладное, стрелой выскочил в коридор и уже по пути на второй этаж радостно прокричал:

— Прости, не расслышал, что ты сказал!