Вилла Рубейн
Шрифт:
– Завтрак подан!
– сказал он.
Лошади прядали ушами от усталости. Мистер Трефри сказал им с грустью:
– Если уж я могу это выдержать, то вы и подавно сможете. Вперед, вперед, красавицы!
Но как только сквозь деревья пробилось солнце, силы мистера Трефри снова иссякли. Он, по-видимому, очень страдал, но не жаловался... Наконец путники достигли перевела, и им в глаза ударил ослепительный свет.
– Пошевеливайтесь!
– закричал мистер Трефри.
– Скоро конец пути.
И он дернул вожжи.
Миновав дома на самой верхней точке, лошади пошли рысцой и вскоре стали спускаться по противоположному склону. Мистер Трефри остановил их на том месте, где на дорогу выходила вьючная тропа.
– Это все, что я могу сделать для вас; нам лучше расстаться здесь, сказал он.
– Ступайте вниз по тропе до реки, там поверните на юг и часика через два вы будете в Италии. Сядете на поезд в Фелтре. Деньги у вас есть? Да? Ну, что ж!
Он протянул руку, и Гарц пожал ее.
– Отказываетесь от нее, а?
Гарц отрицательно покачал головой.
– Нет? Что ж, посмотрим, чья возьмет! До свидания! Желаю удачи!
И собравшись с силами, чтобы не уронить своего достоинства, мистер Трефри разобрал вожжи.
Гарц заметил, как грузно осела его фигура, когда фаэтон медленно поехал прочь.
XVIII
Обитатели виллы Рубейн бродили по дому, избегая друг друга, словно участники раскрытого заговора. У мисс Нейлор, которая по какой-то непостижимой причине вырядилась в свое лучшее платье, лиловое, с бледно-голубой отделкой на груди, был такой вид, словно она пыталась сосчитать быстро сновавших вокруг нее цыплят. Когда Грета спросила, что она потеряла, то услышала невразумительный ответ:
– Мистера... игольник.
Кристиан с большими темными кругами под глазами молча сидела за своим маленьким столом. Она не спала всю ночь. Герр Пауль, заглянувший в полдень к ней в комнату, посмотрел на нее украдкой и вышел. После этого он отправился к себе в спальню, снял с себя всю одежду, в сердцах пошвырял ее в ножную ванну и лег в постель.
– Будто я преступник!
– бормотал он под стук пуговиц, ударявшихся о стенки ванны.
– Разве я не отец ей? Разве я не имею права? Разве я не знаю жизни? Бррр! Будто я лягушка!
Миссис Диси велела доложить о себе и вошла, когда он курил сигару и считал мух на потолке.
– Если вы действительно сделали это, Пауль, - оказала она, подавляя раздражение, - то вы поступили очень нехорошо, и, что еще хуже, вы поставили всех нас в смешное положение. Но, быть может, вы этого не сделали?
– Я сделал это!
– крикнул герр Пауль, выпучив глаза.
– Сделал, говорю вам, сделал...
– Хорошо, вы сделали это... но зачем, скажите, пожалуйста? Какой в этом смысл? Вероятно, вы знаете, что Николас повез его к границе. Николас,
Герр Пауль раздирал пальцами бороду.
– Николас сошел с ума... и Кристиан тоже! Оставьте меня в покое! Я требую, чтобы меня не раздражали! Мне нельзя волноваться... это вредно для меня!
Его выпуклые карие глаза бегали, словно он высматривал выход из положения.
– Могу предсказать, что вам придется еще немало поволноваться, холодно сказала миссис Диси, - прежде, чем это кончится.
Робкий, боязливый взгляд, который герр Пауль бросил на нее при этих словах, вызвал у нее жалость.
– Вы не годитесь для роли разгневанного отца семейства, - сказала она.
– Оставьте эту позу, она вам не идет.
Герр Пауль застонал.
– Возможно, это не ваша вина, - добавила она.
В это время открылась дверь и Фриц с видом человека, делающего именно то, что нужно в данную минуту. Доложил:
– Вас хочет видеть господин из полиции, сэр.
Герр Пауль подскочил на месте.
– Не пускайте его!
– завопил он.
Миссис Диси, пряча усмешку, исчезла, шурша шелком; вместо нее в дверях появился прямой, как палка, человек в синем...
Так и тянулось это утро, и никто не мог найти себе места, кроме герра Пауля, который нашел себе место в постели. Как и полагается в доме, утратившем душу, никто не думал об еде, и даже пес потерял аппетит.
Часа в три Кристиан получила телеграмму следующего содержания: "Все в порядке, возвращаюсь завтра. Трефри". Прочтя ее, она надела шляпку и вышла из дому. Следом за ней кралась Грета, которая затем, решив наконец, что теперь ее пошлют обратно, догнала Кристиан и потянула ее за рукав.
– Возьми меня с собой, Крис... я буду молчать. Сестры пошли рядом. Через несколько минут Кристиан оказала:
– Я хочу забрать и сохранить его картины.
– Ой, - робко пискнула Грета.
– Если ты боишься, - сказала Кристиан, - то лучше возвращайся домой.
– Я не боюсь, Крис, - кротко вымолвила Грета. Сестры не разговаривали, пока не вышли на дамбу.
Над виноградными лозами плясали жаркие струйки воздуха.
– На винограднике солнечные феи, - бормотала про себя Грета.
Возле старого дома они остановились, и Кристиан, учащенно дыша, толкнула дверь. Она не подалась.
– Погляди!
– сказала Грета.
– Она привинчена! Она указала розовым пальчиком на три винта.
Кристиан топнула ногой.
– Нам нельзя здесь стоять, - сказала она, - давай присядем на лавочке и подумаем.
– Да, - пробормотала Грета, - давай подумаем. Крутя локон, она смотрела на Кристиан широко раскрытыми голубыми глазами.
– Я ничего не могу придумать, - сказала наконец Кристиан, - когда ты на меня так смотришь.