Вилла в Италии
Шрифт:
— А вот я, например, — проговорила Мелдон спокойно и непринужденно, — рада электричеству. Без него жизнь была бы такой унылой и безрадостной, вам не кажется?
— А я однажды гостила в древнем доме, который по старинке освещался газом, — вспомнила певица, радуясь, что можно уйти от темы гроз. — Он давал красивый мягкий свет, но трещал и шипел, и в воздухе стоял специфический запах. Там приходилось дважды подумать, прежде чем зажечь сигарету. Я целиком за выключатели на стене и лампочки.
— Вы видели газовые фонари в Темпл-Гардене, в Лондоне? — спросила Марджори. — Там до сих пор каждый вечер приходит
— Можно себе представить, что было до этого, — пожала плечами Джессика. — Стоит только вспомнить Англию во время светомаскировки. В первую неделю войны я врезалась в фонарный столб в Лидсе и попала в больницу.
— А я всегда сваливался с края тротуара, — подхватил Джордж. — Или врезался в него на велосипеде.
Наступило молчание, но не лишенное приятности. Воэн, сидя за роялем, уже некоторое время мягко перебирала клавиши, потом сымпровизировала что-то на тех, что не были расстроены. Какую-то приятную, ритмичную мелодию из современных, неуловимым образом подходящую к атмосфере в комнате и к внезапному осознанию того, что они, в конце концов, находятся далеко и от нынешнего туманного Лондона, и, еще дальше, от мрачных дней войны.
Ставни были плотно закрыты, и все окна крепко заперты, но даже при этом сквозило. Порывы ветра врывались внутрь из трубы на крыше, листая страницы лежащей на диване книги и шевеля занавески, и те становились похожи на каких-то беспокойных существ, норовящих вырваться за пределы комнаты. Они будто хотят, подумала Делия, освободиться и унестись в ночь.
Потом внезапно раздался рев ветра, а вслед за ним — стук градин о ставни.
— Восхитительно! — изумилась Марджори. — Люблю грозу! Жаль, что нельзя ее видеть.
— Одна из ставен болтается, — заметила певица, подходя к окну и отдергивая занавеску в желании посмотреть, нет ли молний на небе. В этом случае ей оставалось бы только удрать в свою комнату и зарыться в подушки, пока не ударил гром.
Она повернула запорную рукоятку, и, распахнутое ветром, окно вырвалось из пальцев, едва их не сломав. В тот же миг непрочно закрепленная ставня, не выдержав, отскочила и ударилась о стену.
Мир снаружи преобразился. Воэн почувствовала, как все ее чувства пришли в смятение, растревоженные вспышками молний, которые освещали беспокойный пейзаж. Деревья неистово раскачивались из стороны в сторону, а потом вдруг обрушилась стена дождя, заслоняя обзор. Делия испытывала одновременно и страх, и воодушевление. Как ни была она привычна к свирепой и сумасбродной погоде ее родного Йоркшира, но никогда еще не видела такого разгула стихии.
С ветром еще можно было примириться, но здесь мелькали молнии и уже рокотал гром…
Потребовались совместные усилия Хельзингера и Джессики, чтобы вновь надлежащим образом закрыть ставни и накрепко запереть окна. Оба промокли до нитки, и при виде их потрясенная Бенедетта, которая принесла дополнительные масляные лампы, разразилась воплями ужаса и восклицаниями. Делия интерпретировала тираду служанки как жуткие проклятия по поводу безрассудства людей, открывающих во время бури окна и ставни.
Воэн подвела все еще бранящуюся итальянку к окну и указала на замок ставни,
Гнев утих так же внезапно, как и поднялся, и служанка принялась качать головой, поминая Пьетро в таком тоне, который не сулил ему ничего хорошего по приходе. Несомненно, то была одна из его обязанностей — проверять надежность задвижек и запоров, но в доме с таким количеством окон и ставен, как можно уследить за всеми? Делия знала все о больших домах с десятками окон: девочкой, во время войны, одной из ее каникулярных обязанностей в Солтфорд-Холле было следить за соблюдением светомаскировки.
— Земля сухая, — промолвила Марджори. — Думаю, дождь будет для нее благословением, но такой сильный ветер совсем не полезен деревьям в саду.
— Вы проявляете нежную заботу о растениях, — заметил Джордж. — Но не беспокойтесь. Я думаю, они защищены от ветра, дующего стой стороны.
— Мне хорошо известно, как зависит пропитание людей от того, что они выращивают, — резко ответила Свифт. — Мой отец выращивал овощи на продажу. Спокойной ночи.
— Это первая порция информации о себе, которую она выдала, — заметила Делия, возвращаясь к фортепьяно, чтобы закрыть крышку. Она улыбнулась. — Я тоже иду спать. Ненавижу гром.
— Пойду с тобой, — произнесла Джессика.
Прихватив масляные лампы, они оставили Джорджа в полумраке, наедине с его трубкой, сдержанного, степенного, погруженного в чтение и в самого себя.
Позже, много позже, когда буря была в самом разгаре, Хельзингер ворочался и метался в постели, и в нем уже не осталось ничего сдержанного и степенного. Ему снилась пустыня, он шел в жарких, иссушенных горах. По обеим сторонам росли кактусы, а вокруг, в ногу, двигались призрачные, похожие на тени фигуры. С неба жарило красное солнце, и Джордж не ведал ни места своего назначения, ни надежды, ни пристанища. Бесплодное место и бесплодная жизнь, подумал он, с трудом заставив себя проснуться и нашаривая в темноте выключатель ночника. Но электричество по-прежнему не работало, поэтому физик опрокинулся обратно на подушку, взбудораженный пережитым сном. Где в том бесплодном месте находится Бог? — спросил он себя. Потом перевернулся на бок. Что за вздор! Вновь забывшись сном, он на сей раз увидел себя в школе, маленьким мальчиком, под опекой святых отцов в черных мантиях, с их бесспорными истинами; отцов-иезуитов, которые так безрассудно ухитрялись сочетать страсть к науке с верой в Бога, — такова уж была вся мудрость и безумие иезуитского ума.
Сны Делии, спящей на другом конце коридора, как это очень часто случалось, были наполнены звуками. Она пела или пыталась петь, музыка окружала ее со всех сторон, в голове и ушах звучали слова и ноты; при этом, однако, Воэн молчала. Оперная певица не издала ни звука. Что это была за музыка? «Тристан и Изольда». Как нелепо — партию Изольды она никогда не исполняла, даже не планировала, — во всяком случае, на ближайшие несколько лет.
Сцена исчезла, и Делия очутилась в Вене, в спартанского облика студии, с учителем, который ее наставлял: «Певец должен быть сильным, всегда сильным и выносливым. Ради великих ролей, которые тебя ожидают, ты должна обладать телесной и душевной силой, эмоциональной уравновешенностью, спокойствием духа».