Виннету - вождь апачей
Шрифт:
— Вот Инчу-Чуна, вождь собак апачей! Его скальп будет моим!
Оглянувшись, я увидел Тангуа, предводителя кайова, который неизвестно почему побежал вместе с нами к кустам. Положив винтовку на землю, он достал из-за пояса нож и наклонился над бесчувственным апачем, чтобы снять с него скальп. Схватив Тангуа за плечо, я крикнул:
— Прочь руки! Это мой трофей!
— Молчи, белый червяк! — рявкнул Тангуа. — Только я имею право на скальп вождя. Пусти меня или…
И вне себя от бешенства Тангуа ударил меня ножом. Удар пришелся по руке, потекла кровь. Не желая его убивать, я, не прибегая к оружию, сильно толкнул Тангуа. Маневр удался, и следующим рывком я схватил его за горло, стиснув так, что кайова потерял сознание. А что с апачем? Я склонился над ним,
В ходе боя от отстал от отца и только сейчас выскочил из-за кустов. Увидев меня, склоненного над окровавленным Инчу-Чуной, Виннету в ярости нанес мне удар, к счастью, не смертельный. Тогда, отбросив винтовку, он выхватил нож и кинулся на меня.
Я оказался на краю гибели. В такой обстановке объяснить что-либо было невозможно, а вступать в схватку я тоже не мог. От удара по спине у меня парализовало руку, и молодой вождь апачей непременно вонзил бы мне нож в сердце, если бы я не сделал единственное, на что был способен, — дернулся в сторону. Вместо сердца удар пришелся по левому нагрудному карману. Нож угодил в банку из-под сардин, скользнул по ней и, вонзившись в шею, пробил мне челюсть и поранил язык. Вырвав нож из раны, Виннету схватил меня за горло и занес нож для второго удара. Смертельная опасность удваивает силы. Двигать я мог только левой рукой. Схватив Виннету, который почти лежал на мне, я сдавил так сильно его правую руку, что противник выронил нож. В тот же миг я ухватил его за левый локоть и рванул к себе, грозя сломать ему предплечье. Виннету отпустил мое горло. Согнув ноги, я что было сил нанес удар коленями, стряхнул его с себя и прижал к земле.
Теперь во что бы то ни стало надо было удержать его в этом положении, иначе мне пришел бы конец. Правым коленом я придавил ему ноги, левым — одну руку, здоровой рукой схватил за шею. Свободной рукой Виннету пытался нащупать нож, но, к счастью, это ему не удалось. Это была смертельная схватка с Виннету, никем и никогда не побежденным, с Виннету, ловким, как кошка, и сильным, как бизон. Сейчас, навалившись на него, я мог бы сказать пару слов, но кровь ручьем лилась из моего рта, а изуродованный ударом ножа язык не повиновался мне, вместо внятных слов я издавал лишь нечленораздельные звуки. Огромным усилием противник попытался сбросить меня, но я только сильнее придавил его и еще крепче сжал его горло. Нет, я не собирался задушить Виннету, надо было лишь на время обезвредить его. На миг я ослабил хватку, и он приподнял голову, которая стала прекрасной целью для удара. Я ударил два раза — и он потерял сознание. Я победил непобедимого!
Переведя дух, я чуть было не захлебнулся кровью, заполнившей рот, и широко раскрыл его, чтобы кровь свободно стекала наружу.
Из раны на шее кровь тоже хлестнула струёй. Собрав уходящие силы, я попытался встать на ноги, но тут за моей спиной раздался яростный вопль индейца, и сильный удар прикладом обрушился на мою голову. Все вдруг исчезло, и я потерял сознание.
Был уже вечер, когда я наконец пришел в себя, но казалось, еще сплю. Мне мерещилось, будто я оказался между каменными жерновами, которые не вращались только потому, что им мешал я. Вода с шумом лилась надо мной и с такой силой давила на жернова, что они вот-вот должны были завертеться и раздавить меня в лепешку. Все тело было одной невыносимой болью, особенно голова и спина. Постепенно до меня стало доходить, что шум и звук льющейся воды рождаются в моей собственной голове от удара прикладом по ней, а боль в спине — от удара Виннету. Кровь все текла из раненого языка, и я задыхался. Жуткий хрип и скрежет зубов окончательно вернули меня к жизни. И хрип, и скрежет издавал я сам.
— Шевелится! Шевелится! Слава Богу, шевелится! — узнал я голос Сэма.
— Точно, я тоже заметил! — сказал Дик Стоун.
— Смотрите, открывает глаза! Он жив! Жив! — добавил Билл Паркер.
Я и
Мои ноги и руки были связаны, у Стоуна и Паркера тоже, они лежали слева от меня. Справа сидел Сэм Хокенс. Его ноги связывал ремень, к которому за спиной была привязана левая рука, правую же, как я потом узнал, оставили свободной, чтобы Сэм мог помочь мне.
— Слава Господу! Наконец-то вы пришли в себя, дорогой сэр! — сказал Сэм, нежно поглаживая меня по лицу свободной рукой. — Что же с вами произошло?
Я не мог ему ответить, так как рот был полон крови.
— Выплюньте, выплюньте эту гадость!
Я последовал его совету, но все равно ничего не смог сказать, так как рот тут же снова наполнился кровью, и я лишь прохрипел нечто неразборчивое. Ослабев из-за большой потери крови, я то и дело терял сознание. Придя в себя в очередной раз, я еле слышным голосом попытался рассказать Сэму, что со мной случилось.
— Боролся… Инчу-Чу… Виннету… своим ножом… прикладом… голове… кто… не знаю.
Остальные слова застряли в горле. Только теперь я вдруг с ужасом обнаружил, что лежу в луже собственной крови.
— Тысяча чертей! Идиотизм какой-то! Ведь мы с удовольствием бы сдались, но апачи не слушали наших объяснений. Поэтому мы забились в кусты, ожидая, когда они чуть-чуть остынут, чтоб мне лопнуть! Мы думали, что вы последуете за нами, а вас нет и нет. Пришлось вылезать из кустов и отправляться на поиски. Гляжу — лежат, будто мертвые, Инчу-Чуна с Виннету. И вы тут же. Апачи вскоре встали на ноги, а вы нет. Я так испугался, что побежал за Диком и Биллом, и мы вернулись к вам, чтобы проверить, живы ли вы еще или совсем мертвы. Ну и, конечно, нас тут же поймали. Я объяснил Инчу-Чуне, что мы друзья апачей, что вчера хотели освободить его и сына, но он высмеял нас, и только благодаря Виннету мне оставили одну руку свободной. Он лично перевязал вам рану на шее, иначе вся кровь вытекла бы из вас, чтоб мне лопнуть! Вы можете сказать, что у вас за рана?
— Пробит язык, — прохрипел я.
— Тысяча чертей! Это очень опасно. Начнется жар, редко кто его выдерживает. Лучше бы это случилось со мной! Старый хрыч, вроде меня, более вынослив, чем мальчишка, который видел кровь разве что в кровяной колбасе. А других ран у вас нет?
— Удар прикладом… спина… голова… — ответил я.
— Значит, вас оглушили! А я-то думал, только удар ножа. Представляю, как страшно сейчас шумит у вас в голове! Но это пройдет. Главное, чтобы осталась хоть капля ума, остальное — дело наживное. Мда, опаснее всего язык, его ведь никак не перевяжешь. Вот и сейчас…
Последние слова Сэма я уже не слышал, так как опять потерял сознание. Вновь придя в себя, я никак не мог сообразить, где нахожусь. Слышался стук лошадиных копыт, меня качало, словно в колыбели. Открыв глаза, я обнаружил, что и в самом деле раскачиваюсь, так как лежал на шкуре убитого мной медведя, натянутой между двух лошадей. В этом гамаке я лежал так глубоко, что видел лишь две лошадиные головы и небо между ними. Солнце палило меня нещадно, а по всему телу растекался такой жар, словно мои вены заполнял расплавленный свинец. Губы ссохлись, а рот забила запекшаяся кровь. Я попытался вытолкнуть сгусток крови языком, но не смог им пошевелить. Мучила страшная жажда, но я не смог издать ни звука и опять потерял сознание.