Винни-Пух и Пятак
Шрифт:
Комната внутри оказалась просторной, светлой и была похожа на вход: те же выскобленные доски, покрытые дорожками, рушники с петухами на стенах. Посреди комнаты стоял огромный стол, уставленный мисками, тарелками, склянками, крынками и другими странными предметами, большинство из которых Рабинович видел первый раз в жизни.
– Прошу меня простить, – с достоинством сказал Мусий Опанасович, усаживаясь на скамейку, – за небольшой спектакль, который мы вместе разыграли при встрече. Дело в том, что я очень давно не был на родине, а мне очень важны атрибуты первой встречи, которые приняты в наших краях. Видите ли, у нас считается, что
– Что Вы, Мусий Опанасович! – ответил Рабинович. – Я тоже всегда тосковал именно по такой форме общения. Конечно, окружающий мир сильно закрепостил мои чувства, и я не смог в должной мере выполнить все атрибуты приветствия, но надеюсь, что Вы простите мне этот промах.
– Разумеется, – сказал Мусий. – Что можно требовать от человека, выросшего в условиях губительного мегаполиса? Честно говоря, Вы вели себя даже намного лучше, чем я ожидал. Как Вас зовут?
– Моисей Израилевич, – привычно сжавшись внутри, ответил Рабинович.
– О! – приятно удивился Мусий. – Вы – Моисей! Я – Мусий! Вы не находите, что наши имена чем-то похожи?
– Вполне может быть, – легко согласился Рабинович. – Хотя, если честно, я ни разу не был на Вашей родине.
– Родина – внутри нас! – строго заявил Мусий. – И вокруг нас, где бы мы ни находились. Именно поэтому я в своем офисе стараюсь максимально окружить себя тем антуражем, к которому привык с детства. Ибо считаю, что только это позволяет ощущать связь с моими корнями и впитывать их живительную силу. Вся эта атрибутика – не случайна. Вот, например, дорогой Моисей Израилевич, что Вы скажете по поводу вон того рушника?
Рабинович склонил голову:
– Червоный петух – символ тепла и уюта домашнего очага. Вышитая красная дорожка по краям показывает надежную защиту дома от врагов, намекая, что при случае им можно подпустить «красного петуха». Синий петух в центре рушника – симол Познания, Веры и самоотречения во имя Родины.
– Я в Вас не ошибся, – одобрительно крякнул Мусий Опанасович. – Вы всего пару часов здесь, а уже улавливаете настолько тонкие моменты, которые и у нас-то на родине понимают далеко не все. Вы мне нравитесь, Рабинович. Я беру Вас в свою фирму.
– Спасибо большое за доверие, Мусий Опанасович! – сказал Рабинович. – Надеюсь, не будет нескромностью с моей стороны поинтересоваться – в чем должны состоять мои должностные обязанности?
Мусий Опанасович нахмурился, и Рабинович с тоской подумал, что опять ляпнул что-то не то.
– Видите ли, Рабинович, – задумчиво начал Мусий. – Лично мне вообще не важно – что Вы будете делать в моей фирме. Прежде всего нужны люди, которым я мог бы доверять. Которые бы чувствовали меня, мое настроение и умели вовремя дать хороший совет. Вы, как я вижу, человек умный и тонко чувствующий. Занятие Вам всегда найдется, а сейчас я бы предпочел хотя бы ненадолго перестать говорить о делах и вкусить пищи не духовной, а вполне материальной, – с этими словами Мусий усадил Рабиновича за стол и предложил угощаться любыми блюдами из тех, что на нем стояли.
Рабинович растерянно смотрел на все это великолепие, будучи не в силах выбрать – в какую миску запустить руку, а то и всю голову.
Мусий, между тем, взял два огромных граненых стакана,
– Ты вареники попробуй, вареники! – сказал Мусий, подвинув Рабиновичу огромную миску с восхитительного вида белыми плодами.
Рабинович почувствовал себя совсем легко, поэтому небрежным жестом взял вареник и… уронил его себе на штаны. У Мусия Опанасовича окаменело лицо.
– Моисей, – сказал он. – Вы должны понимать. У себя на родине мы очень трепетно относимся к дарам природы. Мы не позволяем себе небрежности в обращении с ними. Ибо старая народная мудрость гласит: как ты относишься к природе, так и она относится к тебе. Вареники – не совсем еда. Это – важный эзотерический символ, питающий не только материальное, но и духовное начало человека. Посмотрите на совершенную форму этого плода. Вкусите его изумительную, сочащуюся начинку. Разве Вы не чувствуете просветления после единения Вашего организма с этим божественным созданием природы?
– Простите меня еще раз, Мусий Опанасович, – сказал Рабинович. – Поймите, что моя небрежность в обращении с этим чудесным символом объединения физического и духовного в человеке была вызвана единственно чувством восхищения. Кроме того, уронив плод на штаны, я как бы подчеркнул тот факт, что он – важная составляющая моей плоти, но, подняв затем его ко рту, я, таким образом, дал понять, что сейчас произойдет единение плода с моим духовным началом.
Мусий Опанасович посмотрел на Рабиновича с ласковой улыбкой, и Моисей почувствовал, что уже во второй раз ловко выкрутился из опасной ситуации. Они сидели за столом довольно долго, бутыль все пустела и пустела, а Рабинович первый раз за последнее время почувствовал, что его желудок и все остальные загашники наполнены на много дней вперед.
Как обычно и бывает, жидкость в бутылке кончилась совершенно внезапно. Ни Рабинович, ни Мусий Опанасович этого не ожидали. Мусий поднял на Рабиновича уже несколько осоловевшие глаза и сказал:
– Горилка, Моисей, кончилась. Надо же что-то делать?
– Может быть, охранника за ней пошлем, Мусий Опанасович? – предложил Рабинович.
– А кто будет хату охранять, паря? – набычился на него Мусий. – Говоря твоим языком – кто же в лавке останется?
– И что нам теперь делать? – растерянно спросил Рабинович.
– У меня на родине, сынок, есть такой обычай: когда в хате заканчивается горилка, мужчины сами идут ее добывать. Другого выхода нет. Не можем же мы сидеть здесь без горилки!
– Я готов, Мусий Опанасович, – с жаром сказал Рабинович. – Тут за углом недалеко есть палатка, там наверняка можно купить много пьянящей жидкости.
– Э, брат, – с горечью сказал Мусий. – Всему тебя учить надо. Как мы можем просто пойти и купить горилки, если этим будет нарушен важный священный обряд моей родины? Я не могу отступать от старинных обычаев ни на йоту, ибо это будет значить, что я перестал себя уважать и уже не держусь корней.