Вино богов

Барнс Джон Аллен

Сэр Джон еле слышно поругивался и старался по возможности смотреть прямо перед собой. Левую руку он держал под плащом, поближе к ремню, к которому были приторочены три мушкета и кинжал, а правой рукой сэр Джон незаметно сжимал рукоять меча. Психея быстро наклонилась — как бы для того, чтобы поправить сапог. На миг сверкнула сталь. Аматус тоже не удержался и сжал рукоять меча. Глянув краешком глаза на Кособокого, принц понял, что и он на всякий случай держит оружие наготове.

Король и королева гоблинов (она была истинной Терракотой, а он — бастардом, женившимся на ней исключительно из тех соображений, что она была его сводной сестрицей) оказались чуть поприятнее на вид, чем

придворные, вот только взгляд у королевы, в котором мешались желание кого-нибудь немедленно прикончить и тупое кокетство, вызывал дрожь.

— Зачем вы вторглись в наше царство? — сурово вопросил король у Голиаса.

— На этот вопрос вам ответит мой повелитель, — отвечал Голиас. — А вы послушайте и тогда поймете, зачем мы пришли.

Ответ Голиаса прозвучал официально, и Аматус пожалел, что в свое время не уделил должного внимания изучению дипломатических формальностей. Именно такая форма общения показалась принцу соответствующей двору гоблинских правителей, а не обычная вежливость. Правда, куда бы ни попадал Аматус в компании с Голиасом, у него почти всегда возникало сожаление по поводу собственной малой начитанности в той или иной области, и потому принц без промедления перешел к делу:

— Вы удерживаете у себя девицу из рода людей, подданную нашего Королевства, и поскольку ее родным не удалось вызволить ее, мы явились сюда с этой целью.

— Она уже не девица. Мы насиловали ее до тех пор, пока она не перестала сопротивляться, а потом — до тех пор, пока это не стало ей безразлично, а теперь она только этого и жаждет и просит еще, — злорадно проговорила королева.

— Это — на редкость неуклюжая ложь, — сказал Голиас. — Будучи теми, кто вы есть, вы повинуетесь еще более строгим законам, нежели те, что приняты среди людей, а потому вы не способны были лишить девицу невинности, как бы ни старались совратить ее. Если бы ваши подданные попытались изнасиловать девицу, они бы все погибли, ибо, являясь не истинной плотью, а насмешкой на истинную плоть, гоблины не могут коснуться такого могущественного существа, как человеческая девственница. Это записано во множестве книг, и некоторые из них принадлежат моему перу.

Повисла долгая пауза. Королева от злости стукнула кулаками по подлокотникам трона, и потолок зала задрожал с глухим рокотом. От потолка оторвался кусок камня и упал на толпу вельмож, угодив в одну из придворных дам, которая упала на пол, придавленная камнем. Дама завизжала, начала корчиться в агонии и стонать, а окружавшие ее гоблины принялись тыкать в нее пальцами и хихикать. Лишь немногие окружили несчастную, присели рядом с ней и стали оплакивать ее. Похоже, это им доставляло истинное наслаждение. А один тощий гоблин ухватил бедняжку за руку и принялся с голодной страстью откусывать ее. Никто и не думал помочь бедной гоблинке. Наконец сэр Джон Слитгиз-зард не выдержал, выхватил мушкет, зарядил его, прицелился и нажал на курок.

Мушкет издал громкий хлопок, и тяжелая картечь мигом положила конец страданиям придворной дамы. Аматус чуть не раскашлялся от порохового дыма, но из дипломатических соображений сдержался.

— Жаль, что она пострадала, — заключила королева, — но вы ее убили. — Грязная слеза стекла по щеке королевы — такая же грязная, как ее немытые патлы. — Я в этом совершенно уверена. Можно считать, что мы с ней обе пострадали одинаково, ибо я — королева добросердечная и мне нестерпима такая жестокость.

Король приосанился и возгласил:

— Кто вы такие, что смеете убивать моих придворных прямо у меня на глазах?

Аматус отметил, что потолок на сей раз на королевский гнев никак не отреагировал. Теперь он уже не сомневался, в чьих

руках сосредоточена здесь реальная власть.

— Камень упал, когда гневалась королева, — негромко отметил Голиас.

Тут гоблинская королева жутко побледнела, стукнула кулаками по подлокотникам трона и взвизгнула:

— Я не злая!

Камни и штукатурка градом посыпались на придворных, но ни Аматус, ни его друзья не пострадали, так как стояли поблизости от королевского трона, а на короля с королевой ни камушка не упало. Гоблинские вельможи в страхе разбегались по углам.

— Вы огорчаете королеву! — возопил король.

Королева прищурилась:

— Вы исполните все условия.

Голос Голиаса не изменился, но прозвучал твердо и уверенно:

— Мы не станем оглядываться, переговариваться, возвращаться назад и не прибегнем к оружию до тех пор, пока не будет ранен кто-то из наших рядов. Мы принимаем эти условия и согласны по доброй воле выполнить их, хотя знаем, что вы — лжецы и обманщики. Мы согласны, ибо жизнь подданной принца и ее свобода для него дороже, чем риск, из-за которого он может пасть жертвой вашего предательства. Вы всего лишь оттягиваете неизбежное. Отдайте нам девицу.

— Отвернитесь и уходите. Она последует за вами.

— Покажите нам ее. Когда мы убедимся, что она следует за нами, мы отвернемся.

Королева съежилась, закрыла лицо руками и принялась хныкать и причитать — дескать, почему это ей не доверяют, что так нечестно и что никто не понимает, как это трудно — быть королевой. Король принялся безуспешно утешать супругу. Он гладил ее содрогавшиеся от рыданий плечи и кричал, чтобы наглецы ушли и оставили его бедную женушку в покое.

А королева всхлипывала и бормотала что-то насчет того, что если люди поцелуют ее и попросят у нее прощения, то она их, так уж и быть, простит и отдаст им девицу вообще безо всяких там условий. Но Голиас заметил, что королева не властна освободить их от выполнения условий — не в ее это, так сказать, компетенции.

Наконец королева отплакалась, выпрямилась и тупо уставилась в пол, а король приказал привести девицу. Но вот беда — придворные-то все разбежались, кто куда, и никто из них не желал вернуться в тронный зал, пока королева не пообещает, что больше не станет гневаться и посыпать их камнями. Жалобные вопли придворных слышались из-за дверей. Они сгрудились там, но в зал входить упорно отказывались, хотя многие убеждали других, что теперь уже ничего дурного не случится. В конце концов король был вынужден самолично отправиться за плененной девицей.

Как только он удалился, королева сразу повеселела.

— Знаете, — призналась она, — у нас тут так редко бывают гости, а это очень жаль, потому что народ мы очень гостеприимный. И вы бы это сразу поняли, если бы познакомились с нами поближе. Не желаете ли чего-нибудь вкусить или выпить?

— Нет, — решительно отказался Аматус. Он был голоден и хотел пить, но утолять голод и жажду гоблинскими яствами и напитками не собирался.

— А у нас тут такие чудные коллекции живописи, — щебетала королева. — Ведь мы, гоблины, живем долго, и та дама, которую вы прикончили, бедняжку… о, у меня все еще перед глазами ее лицо, искаженное болью, но это ладно, мы не станем сейчас говорить о таких неприятных вещах… так вот, поскольку, как я уже сказала, живем мы долго и жаль, что она умерла в расцвете лет, ведь ей всего-то несколько веков миновало — совсем ребенок, можно сказать, — но об этом мы тоже говорить не будем и не станем обсуждать, что за людей вы, принц, привели сюда с собой… так вот, поскольку живем мы подолгу, наверняка в нашем собрании живописи отыщутся портреты ваших предков, а ведь это так интересно…