Вино из Атлантиды. Фантазии, кошмары и миражи

Смит Кларк Эштон

Наконец мы резко свернули за угол в какой-то низкой пещере. Мы дошли до склепов, принадлежавших, очевидно, какой-то благородной семье, – они были просторны, и в каждом склепе стоял только один саркофаг.

– Здесь лежат мои предки и моя семья, – объявил Томрон.

Мы достигли конца пещеры и уперлись в гладкую стену. Сбоку был последний склеп, где стоял открытый пустой саркофаг. Он был отлит из лучшей бронзы и богато украшен рельефами.

Томрон остановился перед склепом и обернулся ко мне. В неверном свете факела мне показалось, что я читаю в его лице странное и необъяснимое страдание.

– Должен просить вас удалиться на короткое время, – сказал он тихо и скорбно. – Потом можете вернуться.

Удивленный и озадаченный, я послушался его просьбы и медленно

отошел назад по коридору на некоторое расстояние. Затем вернулся туда, где оставил Томрона. Каково же было мое удивление, когда я понял, что он потушил факел и бросил его на порог последнего склепа. Самого Томрона нигде не было видно.

Войдя в склеп, так как спутнику моему, очевидно, больше негде было спрятаться, я стал его искать, но пещера оказалась пуста. По крайней мере я так думал, пока еще раз не заглянул в богато украшенный саркофаг и не обнаружил, что теперь он занят: внутри лежал труп, закутанный в саван, причем саваны такого рода не использовались в Птолемидах уже несколько веков.

Я приблизился к саркофагу и, вглядевшись в лицо трупа, увидел, что оно обладает пугающим и странным сходством с лицом Томрона, хотя раздуто и вспучено разложением и имеет пурпурный оттенок тления, словно пробыло в склепе долгие века. Приглядевшись, я понял, что это и в самом деле Томрон.

Тут бы мне закричать от объявшего меня ужаса, но губы мои онемели и застыли, и я смог лишь прошептать имя Томрона. Когда же я его прошептал, губы трупа как будто раздвинулись и между ними показался кончик языка. Мне почудилось, что он задрожал, словно Томрон вот-вот заговорит и ответит мне. Но, приглядевшись поближе, я увидел, что это была не дрожь, а просто шевеление червей, которые сновали во рту туда-сюда, стремясь оттеснить друг друга от языка Томрона.

Убийство в четвертом измерении

Здесь приводится рассказ из записной книжки, обнаруженной под дубом возле шоссе Линкольна между Боуменом и Оберном. Рассказ этот, разумеется, тут же сочли бы бреднями сумасшедшего, если бы не загадочное исчезновение Джеймса Бэкингема и Эдгара Хэлпина, произошедшее за восемь дней до того. Рядом с записной книжкой были найдены монета в один доллар и носовой платок с инициалами Бэкингема.

Мало кто поверит, что я разработал и усовершенствовал свое уникальное изобретение исключительно из-за того, что на протяжении десяти лет испытывал жгучую ненависть к Эдгару Хэлпину. Только тот, кто ненавидел ближнего своего с подобной чудовищной силой, поймет, отчего я с таким терпением изыскивал средство отмщения, достойное случая и одновременно безопасное для меня. За обиду, которую он мне нанес, рано или поздно нужно было сквитаться, и мою жажду мести могла утолить лишь его смерть. Однако же я совершенно не собирался кончать жизнь на виселице даже за преступление, которое, по моему искреннему убеждению, было бы просто-напросто актом правосудия. Я адвокат и знаю, насколько трудно – практически невозможно – совершить убийство, не оставив прямых улик. Именно поэтому я так долго и тщетно искал способ убить Эдгара Хэлпина, и далеко не сразу ко мне пришло вдохновение.

У меня имелись достаточные причины его ненавидеть. Во время учебы в университете, да и первые несколько лет в юридической фирме, где мы партнерствовали, Хэлпин был моим закадычным другом. Но потом он женился на той единственной женщине, которую я беззаветно любил, и дружбе пришел конец – место привязанности в моем сердце заняла невыносимая ледяная злоба. И хотя Элис умерла через пять лет после свадьбы, ее смерть ничего не изменила, ведь я никак не мог простить этим подлым ворам того счастья, которого был лишен и которым они вместе все эти пять лет упивались. Я твердо верил, что она любила бы меня, если бы не Хэлпин: на самом деле мы с Элис уже практически были помолвлены, но тут вмешался он.

Не следует, однако, думать, что я проявлял неосторожность или каким-либо образом выдавал свои истинные чувства. Мы оба работали в юридической фирме в Оберне и каждый день общались; Хэлпин часто приглашал меня к себе домой и принимал весьма радушно. Сомневаюсь,

что он вообще знал о моих чувствах к Элис: по природе своей я человек скрытный и не люблю выставлять ничего напоказ. А еще я гордый. Никто, кроме Элис, и не подозревал о моих терзаниях, и даже она не ведала о моей всепоглощающей обиде. Сам Хэлпин всецело мне доверял, и я всячески поощрял это доверие, вынашивая планы мести. Я сделался незаменимым помощником, содействовал ему во всем, а в это время в сердце моем клокотали ядовитые страсти. Я любезничал с ним и хлопал его по спине, хотя гораздо охотнее вонзил бы в нее кинжал. Мне были ведомы все тошнотворные муки, что выпадают на долю лицемера. День за днем, год за годом я замышлял страшную месть.

Все эти десять лет я исправно выполнял свои обязанности в юридической фирме и штудировал все, что только попадалось под руку, лишь бы оно было связано с убийствами. Особенно меня занимали преступления, совершенные на почве ревности, и я без устали читал отчеты о подобных делах, изучал орудия и яды и при этом в подробностях воображал себе убийство Хэлпина. Представлял, как разделываюсь с ним всевозможными способами, в разное время дня и ночи, в том или ином антураже. Во всех моих замыслах имелось одно слабое место: я никак не мог придумать, где бы прикончить его так, чтобы не попасться.

Поскольку у меня имеется склонность к научным изысканиям и экспериментам, в конце концов я встал на верный путь. Давным-давно мне была известна теория, согласно которой в одном и том же пространстве с нами сосуществуют другие миры или измерения – они отличаются от нашего мира молекулярной структурой и частотой колебаний, из-за чего мы их и не воспринимаем. Однажды, когда я предавался кровожадным фантазиям и в тысячный раз воображал, как набрасываюсь на Хэлпина, чтобы удавить его голыми руками, мне вдруг пришла идея: а что, если проникнуть в какое-нибудь невидимое нам измерение? Это же идеальное место для убийства, ведь ни улики, ни сам труп никто не сумеет обнаружить, – другими словами, не будет никакого состава преступления. Оставалась одна нерешенная проблема: как попасть в такое измерение; но, возможно, рассудил я, она не так уж и нерешаема. Я тут же принялся размышлять о предстоящих трудностях, перебирать в уме способы и средства.

Следующие три года были посвящены различным опытам, но по определенным причинам я не буду излагать их здесь подробно. В своих исследованиях я опирался на очень простую теорию, однако же сами эксперименты были весьма непросты в исполнении. Вкратце – я исходил из следующих предпосылок: колебания, свойственные объектам в четвертом измерении, можно искусственным образом воспроизвести в нашем при посредстве определенных механизмов, а следовательно, предметы или люди, подвергнутые воздействию этих колебаний, перенесутся в чуждые нам края.

Долгое время мои труды не приносили никаких плодов: я ощупью пробирался среди загадочных сил и разбирался в таинственных законах, которые сам не до конца понимал. Я даже словом не обмолвлюсь о принципах работы устройства, которое мне наконец удалось создать, поскольку не желаю, чтобы кто-нибудь пошел по моим стопам и оказался в столь же удручающем положении. Однако упомяну, что необходимую вибрацию я смог воспроизвести, сфокусировав ультрафиолетовые лучи с помощью рефракционного аппарата, изготовленного из весьма чувствительных материалов, о которых распространяться не буду. Сгенерированную в результате энергию я сохранял в некоем подобии аккумулятора, и впоследствии ее можно было высвободить через специальный диск, подвешенный, например, над обычным креслом: все, что оказывалось под диском, подвергалось воздействию вибрации. Площадь воздействия можно было регулировать с помощью особых изолирующих приспособлений. Воспользовавшись этим изобретением, я сумел отправить в четвертое измерение несколько объектов: тарелку, бюстик Данте, Библию, французский роман и, наконец, кошку – все это под воздействием ультрафиолетового излучения мгновенно исчезало. Согласно моим расчетам, перечисленные объекты со своей атомной структурой теперь существовали в мире с той же частотой колебаний, какую я искусственно воспроизвел при помощи своего механизма.