Вино с нотками смерти
Шрифт:
Оставалось связать все ниточки. Герман никак не мог взять в толк, зачем было травить несчастную Малику, зачем устраиваться в «Чачу-бухачу», зачем Малика врала про работу уборщицей в пансионате и зачем ходила к Сидорчуку в магазинчик. Но так как против Малаховой нашлись улики, Герман надеялся на ее признания. И Сидорчук, скорее всего, захочет сотрудничать и расскажет правду.
– Ирина Олеговна, советую вам во всем признаться, – ласково начал свою речь Герман. – Вы единственная, кто мог подсыпать цианид в бокал Юнусовой, когда все смотрели на окно. Вы сидели за столом последней. За вами никого не было, никто не мог этого заметить. Плюс, у вас дома нашли баночку, в которой хранился цианистый калий.
Женщина зарыдала.
– Сволочь! –
– Давайте успокоимся и все расскажем по порядку. – Герман взял несколько салфеток и сунул Ирине.
Прошло несколько дней. Оленька, не имевшая возможности нормально поговорить с Германом, наконец, сдав все отчеты по делу, предложила заказать пиццу и посидеть спокойно, пока никакой турист ничего не напортачил.
– Рассказывай! Прямо сериал какой-то любовный получается, но я не все поняла.
Герман дожевал кусок пиццы, отхлебнул кофе и кивнул Оле.
– Сам в шоке! Представляешь, эта Ирина была влюблена в Сидорчука со времен ювелирного техникума. Устроилась вслед за ним на завод. А он сразу начал приворовывать помаленьку. Часть, пользуясь любовью Малаховой, хранил у нее, часть перепродавал. Из остального делал украшения. Ну и тоже продавал. Но его поймали в итоге. Однако об участии Ирины в деле никто не знал. Она ведь не только хранила украденное золото и пресловутый цианистый калий, но и помогала перепродавать украшения. Когда они сюда переехали, Ирина перевезла то, что хранилось у нее. Здесь бизнес сначала шел паршиво. Сидорчук боялся попасться, а с его судимостью это имело бы печальные последствия. Прошло почти десять лет. Расслабился маленько. Решил расширить свою деятельность. И тут к нему пришла Малика. Она хотела сдать свои украшения, потому что денег в семье совсем не было. Пришла она в апреле. На дворе ковид, а ювелир вздумал влюбиться. Он всячески начал обхаживать Малику, а она, видевшая в жизни лишь бедность, унижения от свекрови и побои от мужа, растаяла и тоже влюбилась. Короче, сначала Малика наврала про работу, чтобы бегать к Сидорчуку на свидания, а потом он еще и попросил ее развозить заказанные украшения или забирать сдаваемые.
– Ирина заревновала, – догадалась Оля, – но травить-то зачем?
– О, там история развивалась по полной программе! Сидорчуку попреки Ирины надоели. К тому же она начала его шантажировать: мол, пойдет в полицию и накапает на него. Тогда наш ювелир решил тайно отсюда съехать. Причем, вместе с Маликой.
– Она же замужем, – встряла Оленька.
– Ой, кого это останавливало, наивная ты душа. Кстати, она могла бы и развестись, чисто теоретически. Детей нет, делить нечего… Короче говоря, Сидорчук начал готовить побег. А чтобы мозги Ирине запудрить, попросил ее вместе с Маликой пойти устроиться в «Чачу-бухачу». Типа он договорился с директором одного из магазинов сети, что дамы будут там приторговывать золотыми украшениями. Ирине сказал: «Видишь, Малика просто на меня работает. Никакой любви. Все нормально». Та сначала поверила. Юнусова вообще девушка наивная – что ей Сидорчук говорил, все принимала на веру. С Ириной она даже подружилась. На свою голову. А Малахова такой наивностью не страдала. Видит, у нее Сидорчук перестал хранить драгоценности и даже попросил ему потихоньку отдать те, что уже ей передал раньше. Вскоре грянул гром, – Герман куснул пиццу и с аппетитом начал жевать.
– Что? Что случилось-то? – Оля с укоризной посмотрела на коллегу.
– Ирина нашла билеты на автобус до Ростова-на-Дону. Два билета. У Сидорчука нашла в ящике стола в магазине. Он отошел, прости, в туалет. Она давай у него шуровать и нашла.
– Его надо было по логике травить, – предположила Оля. – Это ж он сволочь, как она кричала, и жизнь ей испортил. Как-то так.
– Не совсем. Ирина его любила, раз. Деньги не хотела терять, два. Поэтому решила убрать с дороги соперницу. Она вообще не предполагала,
– Но в ее сумочке ничего не нашли.
– Она умудрилась до приезда полиции незаметно выкинуть пакетик в пресловутое окно. Стояла суета, никто этого не заметил, так как все столпились около Малики. Сумку потом выбросила тоже. Мы же их отпустили. Она вечерком и выкинула.
– Да-а-а, – протянула Оля, – кошмар какой!
– Любовь зла! – философски заключил Герман и подмигнул Оленьке.
Эх, хорошая у него была в последний раз работа. На заводе марочных вин проводил дегустации. И тело досталось довольно здоровое для такого возраста. Красота, да и только. Но Нелли Павловна начала спиваться. Нет, он не виноват, просто постоянно хотелось опохмелиться, а тут такое дело – вино всегда под рукой. Короче, уволили его в лице Нелли Павловны, а точнее, упекли на пенсию. С расстройства та запила еще больше, уже крепкие напитки начала употреблять. И померла. С непривычки, наверное.
Сущности оставалось только брести по своей пустыне. Жаль. Многое не успел понять. Например, чего там все в масках и перчатках. Ковид какой-то. Зато какие вина попробовал в теле прекрасной Нелли Павловны! Сколько знаний о разных напитках приобрел! Только впустую все в пустыне.
Вдали померещились танцующие в бочках с виноградом черти.
– Тьфу на вас, нечистая сила! – и он повернул в другую сторону.
Англичанка умирает под Рождество
Труп. «Труп, – считал Герман, – всегда плохо», и вовсе не из гуманных побуждений. Труп – это ненормированный рабочий день, отсутствие нормальных выходных, нагоняи от начальства и прочие неудобства. Благо, трупы в маленьком южном городке наблюдались не часто, а даже, скорее, редко. Последний серьезный труп случился полгода назад. И вот на тебе!
Женщина лежала на кухонном полу, лицом вниз. Футболка едва прикрывала спину, ноги торчали во всю свою небольшую длину, представляя взору довольно крупные ляжки, лодыжки и здоровые ступни. Ноги были не бриты, «ну да бог с ним», – философски заключил Герман. Тут не до эстетики. Короткая стрижка позволяла узреть шею, и, судя по всему, женщину задушили.
– Задушена, – подтвердила догадку Германа судмедэксперт Оля.
– Уверена?
– Надо, конечно, мне ее осмотреть, – ответила Оленька, доставая перчатки, – но судя по отметинам на шее, душили.
В этот момент из комнаты вышел участковый с паспортом в руках.
– Влипли мы, братцы, – уныло сказал он, проявляя легкий сексизм в отношении судмедэксперта женского пола. – Трупом является англичанка.
«Сон в руку, – подумал Герман. – Наванговал себе удачи».
То был эдакий лубочный Лондон. Или Лондон нельзя называть лубочным? Впрочем, какая разница. Германа в данной ситуации лингвистика не волновала. Он оглядывался по сторонам и медленно брел по улице, которая четко сигнализировала ему о том, что он находится в столице Великобритании. Людей не было, но мимо проезжали красные двухэтажные автобусы, на тротуаре стояли красные телефонные будки, клубился туман, накрапывал мерзкий дождик, вдали виднелся Биг Бен – короче, все признаки Лондона на лицо. Герману вдруг стало интересно, по какой же улице он идет. Со школы он помнил о Лондоне крайне мало, а что касается названий улиц так практически ничего: Оксфорд стрит и Бейкер стрит. Герман начал смотреть на фасады домов. Первой встретилась табличка «Masons», потом «Russian oligarchs» и, наконец, «Baker Street». Еле слышно заиграла музыка из советского фильма о Шерлоке.