Виновник торжества
Шрифт:
— А грандиозную попойку устроим в честь окончания дела? — облизнувшись, обратился к товарищам Грязнов.
— Спрашиваешь! Еще какую! Девочек пригласим… — размечтался Турецкий.
— Каких еще девочек? — стал урезонивать его Гоголев. — Ты, Сашка, неисправим. Седина в бороду — бес в ребро. В обед сто лет, а туда же — девочек.
— Хорошеньких девочек, из консерватории! Какой цветник! — закатил в восхищении глаза Турецкий. — А насчет намеков на мой возраст, Витя, ты не прав. Человеку столько, на сколько он себя чувствует. А я себя ощущаю лет на двадцать моложе. Так что мне двадцать пять. Только мудрее. Я очень мудрый. Все заметили?
— Трудно не заметить, государственный советник юстиции
— За дело! — напомнил Гоголев. — Последний рывок — и птичка в клетке.
Все сразу посерьезнели и приступили к обсуждению плана завтрашних действий.
Эпилог
В актовом зале университета было шумно и празднично. Накануне студенты сдали последние экзамены, и преподаватели радовались не меньше своих питомцев. Напряженный учебный год остался позади. Впереди всех ждало теплое лето, время отпусков и каникул. А сейчас ректор вручал награды молодым ученым и преподавателям, называя по очереди имена и вызывая их на сцену. Следовали поздравления, добрые пожелания, кому-то вручались премии, кому-то медали. Атмосфера веселья сопровождала каждое новое имя, а когда прозвучало имя Каледина Андрея Борисовича, аплодисменты усилились. Он стоял растерянный на сцене, неловко принимая из рук ректора медаль за научные достижения в области математики. Улыбающиеся лица в зале и крепкое пожатие руки ректора расстрогали его, а небольшая речь в его честь совсем смутила. Андрей Борисович не привык к таким знакам внимания со стороны чужих людей, поэтому чувствовал себя очень неуверенно.
— Вот кто настоящий виновник нашего торжества, — не без патетики воскликнул ректор. — А на днях наш молодой ученый блестяще защитил докторскую диссертацию, плод его самоотверженного труда на благо отечественной науки. Так что не зря Российская академия наук по достоинству оценила научные изыскания Каледина Андрея Борисовича как самого одаренного молодого математика России, — закончил свою речь ректор, и под сопровождение аплодисментов Каледин неуклюжей походкой направился по сцене к кулисам. Все еще пребывая в приподнятом настроении, он не сразу понял, что эти двое, о которых он напрочь забыл на несколько счастливых минут, терпеливо дожидались конца церемонии, чтобы подойти к нему и сказать те слова, которые перечеркивали всю его жизнь:
— Именем закона Российской Федерации вы арестованы.
Торжество в зале продолжалось, никто не видел, как Каледин в сопровождении двух подтянутых людей шел по длинному коридору, спускался по ступенькам, садился в машину, пригнув голову. Когда машина тронулась с места, он невидящим вглядом смотрел перед собой и в голове не было ни одной мысли. Время для него остановилось. Медаль он спрятал в карман и тут же забыл о ней.
— Андрей Борисович, теперь молчать нет никакого смысла. У нас есть все доказательства ваших преступлений. Вы же, как математик, должны мыслить логично. Вспомните, даже в математике понятие теоремы означает утверждение, устанавливаемое при помощи доказательств. Так вот, мы уже не предполагаем, а утверждаем вашу вину с помощью неопровержимых доказательств. Вы же образованный человек и знаете, что против генотипоскопической экспертизы возражать бессмысленно. — Турецкий вел допрос Каледина, и ему казалось, что он разговаривает с манекеном, а не человеком. Тот сидел с безучастным видом, глядя перед собой в стену, и думал о чем-то своем.
— Совсем мужик с катушек съехал, — тихо сказал Грязнов Гоголеву.
— Андрей Борисович, взгляните, пожалуйста, на эту фотографию. — Турецкий протянул Каледину фотографию Оли Алехиной, копию той, что висела в гостиной у Алехиных. Тот взял ее в руки, взглянул. Вдруг
— Что я натворил! Что я натворил…
Турецкий налил ему в стакан воды, заставил выпить.
— Андрей Борисович, я вас внимательно слушаю. Вам лучше все рассказать, никуда от этого не денешься. — Он проникновенно смотрел в глаза Каледину, и тот вдруг начал свой нелегкий рассказ. Он стал вспоминать, как впервые увидел Олю, как тайком провожал ее взглядом, боясь, что она заметит это. Как завел расписание ее занятий в спортивной секции, потом на подготовительных курсах, чтобы хотя бы из окна видеть, когда она уходит и возвращается. Он не стремился к тому, чтобы привлечь ее внимание — она ведь такая красивая, воздушная, как эльф, а он огромный, тяжелый увалень с медвежеподобной фигурой. Как такой может понравиться этой необыкновенной девушке? Когда он слышал ее голос в подъезде, подходил к своей двери и, тихонько приоткрыв ее, слушал.
Он любил ее голос и наслаждался им, не в силах отказать себе в этой маленькой слабости. Так Андрей Борисович узнал, что она уезжает в Финляндию. Потом была тоска — о ней ни слуху ни духу. Только однажды решился он спросить у ее мамы, надолго ли уехала Оля. И когда спустя полгода вдруг столкнулся с ней у двери подъезда, все всколыхнулось в нем, и он понял, что это не просто платоническая любовь, он испытывал к ней страсть, но не умел объяснить себе это состояние.
У него никогда не было женщины. В тот трагический новогодний вечер он услышал, как за ней приехала машина и Оля, выходя из квартиры, сказала маме, что вернется после одиннадцати. Уже около одиннадцати часов он время от времени подходил к окну, чтобы увидеть ее. Никаких планов у него еще не было. В какой-то момент он подошел к окну и увидел ее легкую фигурку. Она быстро шла к подъезду, и ее, похоже, преследовал какой-то тип. Каледин заметался по комнате и вдруг услышал ее крик. Как был в легких комнатных тапочках, он бросился вниз по ступенькам, потому что лифт уже был вызван на первый этаж.
— На какой подошве были ваши тапочки? — уточнил Турецкий.
— На кожаной, — тихо ответил Каледин.
— Вот почему в первом эпизоде не было следов, — понял Гоголев, слушая Каледина. — Тапочки на плоской кожаной подошве, без рисунка, следов не оставляют.
А дальше было так. Когда Каледин увидел, что какой-то тип в морской форме пытается обнять Олю, а она отбивается, чувство ярости придало ему решительности, и он изо всех сил ударил моряка по голове. Тот рухнул как подкошенный.
Оля подняла глаза и вздрогнула.
— Не пугайтесь! — мягко произнес ее неожиданный спаситель, потирая левой рукой свой огромный кулак. — Я услышал ваш крик и прибежал на помощь. А вы молодец, так ему врезали! — Он презрительно взглянул на лежащего Карагодина. — Вы не очень пострадали? — встревоженно перевел на нее взгляд Каледин.
Оля, все еще тяжело дыша, стала поправлять шарф.
— Спасибо большое… Я, честно говоря, растерялась. Не ожидала, что такое может случиться в моем собственном дворе. А вы всегда приходите вовремя на помощь? — Слабая улыбка появилась на ее лице.
— До того, как встретил вас, не доводилось… Случая не было.
— Хотите сказать, что я слишком беспокойная соседка? — насмешливо уточнила Оля.
— Я ничего не хочу сказать… То есть хочу… То есть не то, что вы думаете… — Совсем запутался сосед, смешавшись под внимательным взглядом девушки.
Оля вдруг спохватилась:
— Ой, меня же родные ждут, уже волнуются, наверное. Сейчас приведу себя в порядок, а то испугаю их… И вы им ничего не говорите, хорошо?
Каледин кивнул головой и предложил: