Вираж бытия
Шрифт:
Другой вопрос, что как правило, это преимущество не имело никакого смысла. Потому что при нагреве выше определенного предела резко падала точность. Ведь ствол расширялся и пули начинали кувыркаться, срываясь с нарезов. И этот порог находился заметно ниже красного каления. Поэтому на практике это преимущество газоотводных систем было больше пригодно для шоу, чем для войны.
Стойкость к замерзанию была паритетным и во многом упиралось в конкретную конструкцию, а не в схему автоматики. Ну и в наличие особых зимних смазок, если они, конечно, были доступны.
Удобство обслуживания также упиралось в конкретную конструкцию. А
Стоимость производства тоже зависела от конкретной конструкции. Потому что точность подгонки газоотводных системах была как минимум не меньше, чем у подвижного ствола. Сделать же хорошую, надежную газоотводную трубку – целое искусство. Исключение составлял разве что «газовая ловушка», которая давала существенное преимущество по технологичности.
В плане чувствительности к разности навески пороха в патронах выгодно выглядели газоотводные системы. В теории. И при условии, что у них есть газовый регулятор, позволяющий подстроиться.
Почему в теории?
Потому что на практике этот фактор начинал работать на совсем уж «дендрофекальных» патронах, в которые порох сыплют «на глазок». И тот же пулемет системы «Максима» работал очень надежно даже на патронах, выпущенных в годы Гражданской войны. А хуже их в нашей истории вроде, как и не было никогда. Да и пистолет ТТ без проблем трудился на таких же ужасных боеприпасах. Так что тут получалась ситуация, как со стойкостью к перегреву. В теории – да, на практике – плевать.
Так что же делать?
«Калаш», разумеется, Михаил Васильевич даже не рыпался воспроизводить. У него не было СТОЛЬКО ресурсов, инженеров и времени, чтобы эту конструкцию довести до ума. А потому он был вынужден выбирать более верные варианты.
Какие?
Федорову газоотводные системы не нравились принципиально.
Дегтярев стоял именно за них.
Токарев метался.
По остальным членам совещания также единства не было. А определиться требовалось. И все, к чему удалось прийти после трех часов напряженных дебатов – это два варианта.
С одной стороны, была этакая вариация на тему СКС-45. Только в варианте «газовой ловушки», то есть, с внешней чашей поршня. Так как при таком подходе можно было добиться выдающейся стойкости к любым загрязнениям, перегревам и так далее. Пусть и с существенно более резкой отдачей и некоторыми проблемами «выхлопа» газов. Если их «спускать» под ствол, то при выстреле они поднимают пыль на сухой земле. А вверх – затрудняют прицеливание маревом горячего воздуха. Зато машинка могла получиться просто не убиваемая. И излишнюю резкость отдачи можно было компенсировать дульным-тормозом компенсатором.
С другой стороны, привлекал короткий ход ствола. Как решение хоть и несколько менее надежное, но с очень высокими эксплуатационными качествами по кучности боя сериями.
Так вот – выбрали двух фаворитов. А дальше все – тупик. Встали на распутье прямо как стадо Буридановых ослов.
По системам запирания дела обстояли еще хуже. Тут вообще – кто в лес, кто по дрова. Разве что удалось почти
В общем – ближе к полуночи Фрунзе психанул.
Он встал.
Достал монетку. И «провел соревнования» по «Олимпийской системе». Через что, разрешив эту дилемму «Буриданова осла», в которую они, очевидно уперлись.
– Ну что Владимир Григорьевич, – улыбнулся нарком. – Вот мы и определились с вашим новым карабином. Если сможете сделать его с возможностью автоматического огня – отлично. Нет – и не важно. Самозарядного огня более чем достаточно. По крайней мере – пока. Главное – это сделать все качественно.
– Определились… – почесал затылок Федоров, явно обескураженный таким вот форматом работы. Мозговой штурм. Жесткий и упорный. В рамках которого можно было предлагать любую чушь. Но главное – в итоге достигнуть общего консенсуса и выработать однозначное решение. Без возни. Без волокиты. Без долгих раскачиваний. Теперь же и вообще – вот такой цирк с монеткой. Но результат достигнут. И никто вроде как не возражает.
– А теперь наш гадкий утенок.
– Что простите?
– Пулемет Шоша. Было принято решение – его немного доработать. И запустить в серию под германский патрон. Сейчас уже полночь. Все устали. Поэтому я предлагаю этот вопрос перенести на завтра. Для того, чтобы было, о чем подумать, я выскажусь первым. Что нужно – кровь из носу? Нормальный магазин ему сделать. Хоть от того же BAR на 20 патронов. Оригинальный магазин и патрон Лебеля – добрая половина его бед. Второе. Выстрел с заднего шептала. Это никуда не годится. Он и так не сильно точный, а при таком решении и первый выстрел – в молоко. Нужно перевести его на переднее шептало. Что еще? Переделать приклад, чтобы линия отдачи совпадала с линией упора. Это немного поднимет точность на очередях – меньше подпрыгивать станет. Если поставить трубчатый Т-образный приклад, то можно будет в него убрать пружину…
Фрунзе еще высказал несколько мыслей. И отпустил сильно утомленных оружейников. Сам же лег спать тут же – в наркомате. Дома было пусто… одиноко…
А здесь – его жизнь.
Новая жизнь.
Страшная, причудливая, но полная величайших возможностей. Не только личных. В кой-то веке ему представилась попытка изменить самый тяжелый, спорный и горький период Отечественной истории. И, если получится, то спасти хотя бы несколько миллионов людей от чудовищной бойни Второй Мировой войны. Хотя бы немного уменьшить тот ужас, который испытала в этой войне его Родина. Для чего требовалось не просто хорошо делать свою работы. Нет. Требовалось выжить, победив в этой политической схватке не на жизнь, а на смерть…
Эпилог
1926 год, июль 10, Париж
Гучков сидел в небольшом парижском кафе и читал газету. Так-то он жил в Праге, но по делам эмигрантской общины регулярно наведывался в разные города Европы.
– Каково! – воскликнул он и сердцах кинул газету на стол, чуть не опрокинув чашку с кофе.
– Александр Иванович, – с какой-то едкой ноткой сарказма произнес собеседник. – Неужто случилось какое-то чудо?
– Вы слышали последние новости оттуда, – мотнул он головой в восточном направлении.