Вирикониум
Шрифт:
— Я принес вам его кольчугу, госпожа, — только и произнес он.
Матушка посмотрела на него. Ее взгляд ничего не выражал. Лица в окнах начали пускать ртами пузыри. Ретц услышал, как кто-то у него за спиной проговорил:
— Увы, этот человек жив, Ваше Величество. Ретц дрался кое-как, а потом выиграл бой с помощью грубой уловки. Мы не понимаем, почему так произошло. Ведь он получил четкие указания.
Ретц хохотнул, чувствуя, что все это не предвещает ничего хорошего.
— Моя уловка вовсе не была грубой. Утонченная уловка. Когда-нибудь я придумаю что-нибудь в этом духе специально
Матушка Були сидела, словно вязанка хвороста, ее единственный глаз смотрел в потолок. Через мгновенье она едва заметно пожала плечами.
— Довольно, — безучастно проговорила она. — Впредь ты должен их убивать. Ты должен всегда убивать. Я хочу, чтобы их убивали, — ее рука, отмеченная старческими пятнами, снова высунулась из складок одеяния, на которых, словно пыль на причудливых листьях иноземного растения, осели крошечные хлопья известки и мокрой штукатурки. — Теперь сдай мне оружие до следующего боя.
Ретц растирал ухо. После общения с энергоклинком его кости до сих пор вибрировали. Из-за этой вибрации тело наливалось свинцом, а к горлу подступала тошнота. Он боялся Матушки Були, а еще больше его пугали мертвые синюшные лица в окнах. Он боялся придворных, которые бродили взад-вперед у него за спиной и шушукались. Но он убил слишком многих в Низком городе, нажив себе еще больше врагов. Он хотел убедить Матушку не забирать у него клинок, хотя бы на эту ночь.
Чтобы выиграть время, Ретц опустился на колено. В нашумевшей пьесе под названием «Война с Великими жуками» была весьма подходящая фраза.
— Госпожа, позвольте мне еще послужить вам! — с жаром произнес он. — На юге и востоке раскинулись обширные пустоши, которые грозят проглотить Вирикониум. Там должны быть заложены новые империи, добыты новые сокровища! Только дайте мне этот клинок, лошадь и небольшой отряд, и я рискну — ради вас.
Когда тегиус-Кромис, отчаянный фехтовальщик из «Войны с Великими жуками», обратился с подобной просьбой к королеве Метвет Ниан, та тут же отправила его (со слабой пророческой улыбкой) в путешествие, во время которого он сразил Железного карлика и таким образом обрел огромное могущество.
Но Матушка Були уставилась в пустоту.
— О чем ты? Все империи мира уже мои, — прошептала она.
На секунду Ретц забыл о своем затруднительном положении — столь живо он жаждал сокровищ, которые лежали, забытые, среди отравленных болот, заброшенных и разрушенных южных городов, населенных лишь гигантскими ленивцами. Он и сам не ожидал, что эта иллюзия будет такой ясной и такой мучительной.
— Так что вы мне дадите? — с горечью спросил он. — Я же вас не подводил.
Матушка Були рассмеялась.
— Я дам тебе кольчугу Осджерби Практала, — ответила она. — Ты ведь отказался от одежды, в которую я тебя одела. А теперь — быстро! Верни мне оружие. Оно не для тебя. Оно предназначено лишь для того, чтобы защищать мою честь. Тебе хорошо известно. И всякий раз после боя его надо вернуть.
Ретц обнял худые, со странно искривленными суставами ноги Матушки Вули, попытался положить голову ей на колени и закрыл глаза. Он чувствовал, что придворные пытаются оттащить его прочь. Хотя он решительно вырвался, они быстро сорвали с него плащ цвета сырого мяса,
— Госпожа моя, дайте мне на время клинок, — взмолился он. — Прежде, чем взойдет солнце, он мне понадобится.
Но Матушка Були даже не подумала отвечать. С воплем отчаяния Ретц оттолкнул придворных и выхватил клинок из ножен. Лепрозные белые крупинки закружились в холодной комнате. Кости руки снова заныли.
— Вы не в первый раз даете его мне, — услышал он собственный голос. — И я всякий раз возвращал его вам, Матушка Були!
Коротким взмахом клинка он отсек руку, которую она подняла, чтобы отогнать его. Матушка Були посмотрела на культю, потом на Ретца. Казалось, ее лицо плывет ему навстречу сквозь темную воду — встревоженное, одноглазое, неспособное понять то, что он сотворил.
Ретц схватился за голову.
Он отшвырнул клинок, схватил одежду, и, пока придворные топтались в ужасе и замешательстве, неловко ощупывая плащи — те места, куда попали брызги крови Матушки Були, — с рыданием вылетел из дворца. Тусклые синие губы в окнах тронного зала у него за спиной возбужденно сжимались и разжимались, словно у потревоженных обитателей водоема.
Оказавшись снаружи, на Протонном пути, он упал, дрожа, в мокрый снег и почувствовал, что сердце сейчас выскочит из груди. Он лежал в снегу и размышлял:
«Два года назад я был ничем; потом стал лучшим бойцом королевы. Теперь они выследят меня, и я снова стану ничем».
Так продолжалось минут двадцать. Никто не последовал за ним. Было очень темно. Когда Ретц успокоился, и истинная безысходность положения стала очевидна, он нацепил одежду Осджерби Практала и отправился в Низкий Город, где бродил без всякой цели, пока не добрался до знакомого заведения, которое именовалось бистро «Калифорниум». Там он сидел, потягивая лимонный джин, пока снаружи не послышались посвисты, и страх не выгнал его на улицу — снова на улицу.
До рассвета оставалось меньше часа. Обычный в такое время морозец превратил изрытый колеями снег в лед. Ретц миновал арку и шагнул в переулок где-то около пристани Линейной массы и очутился в узком внутреннем дворе. Окружающие дома как будто распирало изнутри. Казалось, лишь мощные деревянные балки не дают им развалиться. На дне двора-колодца с крошащимися стенами царил страшный холод и тьма, не нарушаемая сменой дня и ночи; он был завален глиняными черепками и прочим мусором. Ретц дрожал. С трех стороны в стенах имелись створчатые окна; четвертая напоминала гладкий, закопченный утес, утыканный ржавыми железными болтами. Высоко над головой можно было разглядеть маленький квадрат залитого лунным светом неба. Кажется, ему удалось сбить преследователей со следа. В последний раз он слышал их, когда они рыскали по улицам за каналом. Ретц наспех огляделся, удостоверился, что остался в одиночестве, уселся в дверном проеме, чтобы дождаться восхода, и поплотнее закутался в шерстяной плащ.