Virtual, или В раю никого не ждут
Шрифт:
Они находились в двух шагах от пульта, когда в руках Омера вдруг появился автомат.
– Немедленно загружай программу, – приказал он бен Джелалу.
– Но у меня пока не все коды.
– Грузи как есть! – Шариф обернулся и громовым голосом скомандовал: – Всем оставаться на местах!
Интеграл спокойно стоял с ним рядом.
На свой страх и риск Широков
– Что ты мнешься? Поставь программу в режим самоуничтожения!
Кто это сказал? Кому? Или это он приказывает сам себе? Почему именно ему это надо сделать?
Виктор почувствовал, как автомат Омера уткнулся ему в ребра.
Последнее, что он подумал: «Надеяться не на кого». Рунце наверняка получил новое секретное задание и вмешиваться не будет. Так будь что будет. Жалко, что с Ириной не попрощался. Уже падая, Широков дотянулся до красной кнопки. Он сделал это. Программа сейчас будет уничтожена. Но разве ее нельзя восстановить?
Автоматная очередь ударила в самое сердце.
За неимением финала
Я опять лежу в узком пластиковом гробу. Пластик зелено-голубой, а если закрыть глаза, то черный. Или это не гроб, а саркофаг? Нет, скорее всего, мне все еще делают обследование. Как его? Магнитно-ядерный резонанс. Но почему кругом стреляют? И все в меня, в меня. Хотя, какая разница?
Меня опять испытывают на прочность. Строчит пулемет, и очередь отдается в голове тупой дробящей болью. Нестерпимо воет сирена. Кто-то что есть силы кричит, но смысл слов до меня не доходит. Кошка надрывно мяукает в подъезде…
Первое, что я вижу, открыв глаза, это лицо жены. Глаза полны слез. Или это не Женька, а Ирина? Чувствую, что моя голова плотно забинтована. Все еще больно. Я что-то пытаюсь сказать. Подходит медсестра, делает укол, и боль отпускает.
Какое-то странное тестирование. Для чего мне оно?
Я опять проваливаюсь в пластиковый гроб. Я стиснут в нем и не могу дышать. Не хватает кислорода,
– Мы его вытянули с того света… – слышу я голос.
С того света? Значит, я уже побывал там?
Все-таки интересно, если я умру, кто придет провожать меня в последний путь? Полковник Мацкевич с Ириной Солье? Духон с Багрянским? Может, приедет Марк Сафронов и Содетски из Америки с Готлибом? Хотя, при чем тут Готлиб? Он сам на том свете. Оттуда не возвращаются.
А это что за свет? Ничего не понимаю. Ничего не помню. Все перемешано как в доброй мясной солянке, но я не в состоянии ничего вспомнить. Даже свое имя. Только детское прозвище. Да, точно, у меня в школе была странная кличка – Интеграл. Это потому, что я лучше всех знал математику. Но это было так давно… Никто из моих теперешних знакомых и не знает, что меня когда-то звали Интегралом.
Жена собирает разбросанные газеты. Я мельком успеваю прочитать заголовки: «Авария в Интернете», «Грозит ли миру компьютерная зависимость?», а вот еще: «Заводной ноутбук получил поддержку ООН», «Преодолеет ли мир цифровое неравенство?», «Компьютерная зависимость – болезнь или образ жизни»…
Они специально дразнят меня?
Жена вновь склоняется ко мне и шевелит губами. Но слов не разобрать. Только: Витя, Витя. Кажется, она так зовет меня.
Точно! Меня зовут Виктор Широков. И я работаю программистом в Объединенном институте ядерных исследований в Дубне, и потому, что всегда хорошо знал математику, приятели придумали мне имя Интеграл. Как бы не забыть снова.
Неужели так долго длился сон? Или это вовсе не сон, а болезнь? Как она называется? Компьютерная зависимость…
Не забыть уточнить у доктора.