Виртуал. Часть 2. Карантин
Шрифт:
Монро замолчал, вглядываясь в притихших коллег.
– Простите, Поль Иванович, – начал молодой худощавый парень в очках и белом халате.
– Говори, Семён.
– А разве нельзя пойти другим путём? Изменить способ выхода из виртуального мира? Захар Андреевич, говорит, что это максимально безопасно, по сравнению с резким обрывом.
– Да, Захар Андреевич прав. Но в этом случае, у человека остаётся очень мало информации, которая почти не пригодна. Все интересные случаи были спонтанными или резкими, как ты сказал. Всё остальное относиться к потере времени. Так, Захар Андреевич?
– Ну,
– Тогда приведи нам пример удачного эксперимента на Лунной базе с медленным плавным переходом?
– У меня такого нет, но есть масса примеров неудачного эксперимента с резким выходом.
– Захар Андреевич, не надо заниматься популистской политикой и демагогией. Я задал вам простой вопрос. Ответ прост. Все ваши опыты по плавному выходу из виртуального мира закончились ничем, и среди них также было множество трагических, если не связанных с обрывом жизни напрямую, то в психбольнице умерли многие. Следовательно, назвать плавный выход гуманным и безопасным также нельзя. А положительные примеры по резкому выходу привести можно. Значит, мы идём в верном направлении, возможно, немного его форсируем. Наши товарищи добровольцы-испытатели гибнут, и это вас угнетает, но поверьте, придёт время, и мы будем гордиться, что делали своё дело. Хотя это очень тяжёлое дело.
– И всё же хотелось бы снизить риск.
– Антон Николаевич, можно всю жизнь изучать космос в телескоп, а можно полететь к далёким галактикам. Сколько моряков не вернулось домой, пока они искали новые земли, шагая в неизвестность? Сколько испытателей не вернулось на землю, пока человек не освоился в небе? Сколько космонавтов погибло, открывая новые миры и горизонты для человечества? Вы знаете эти цифры? Вы знаете их имена? – Монро сделал паузу, взглянул на лица. – Я тоже их не знаю. Отдельных, успешных, знаменитых, но не всех, далеко не всех. Они своими жизнями прокладывали дорогу человечеству. Сегодня мы отправляем наших добровольцев исследовать мозг. Он до сих пор остаётся не меньшей загадкой для человечества, чем космос. Мы пытаемся приблизить эту неизвестность к нам, понять её. И плоды, положительные плоды этой работы уже есть. И это самое важное, чтобы продолжать её.
Монро откинулся на спинку стула.
– Тогда давайте обсудим, как мы будем отдыхать. У меня есть несколько предложений.
– Верочка, вы всех опустили на землю. Для вас наука и шашлыки равноценны.
– Конечно, Антон Николаевич, мне еще можно равноценно заниматься наукой и шашлыками, а вам только наукой, – колко ответила Вера на едкую реплику.
– Почему это ещё?
– Потому что ещё чуть-чуть и из-за вашего пуза в лаборатории не протолкнёшься.
Раздался лёгкий смех. Антон Николаевич возмущенно свёл брови и приподнялся со стула.
– Ну, знаете, милочка.
– Прошу вас. Антон Николаевич. Давайте не будем заходить слишком далеко. Спишем всё на не дипломатичность молодости, – снисходительно улыбаясь, Монро одновременно указательным пальцем пресёк попытку Веры возмутиться. – Вера, дорогая наша, у вас было несколько предложений. Давайте их обсудим.
– Хорошо. – Вера встала со своего места и раскрыла папку.
________
Вечер. Рябинин идёт по аллее, освещённой
– Захар Андреевич, постойте.
Рябинин обернулся. К нему, замедляя шаг, подошёл Кудахин.
– Что вам надо, молодой человек? – устало спросил Захар.
– Мне надо с вами поговорить.
– Мне, кажется, мы обо всём поговорили.
– А мне, кажется. Нет, я уверен, что вы что-то хотели от меня. Хотели мне что-то предложить, очень важное, но не смогли.
– Что за глупости?
– Это не глупости, Захар Андреевич. Вы забываете, кем я работаю. Вы провели со мной вдвое больше времени, чем с двумя предыдущими добровольцами. Вы приняли меня последним.
– Что из того? Как Вера завела, так и принял.
– Нет. Вы дали указание Вере, чтобы меня приняли последним. Это факт. Длительность разговора – это косвенный факт. Но интерес ко мне вы потеряли в тот момент, когда узнали, что я однофамилец начальника космопорта.
– Это чушь. Всё это чушь! Вы напридумывали себе всякого! Шли бы вы домой.
– Не надо так кричать, профессор. Это только дополнительно выдаёт вашу защитную реакцию. В жизни вы человек спокойный, даже кроткий. Поэтому при надуманности моих заключений, вы бы просто снисходительно посмеялись. Я специалист высокого класса. Я хочу вам помочь, потому что вы нуждаетесь в помощи. А ещё потому, что во всём этом есть огромная тайна, которую очень тщательно скрывают от всех. Уровень её я не знаю, но я готов на многое, чтобы её узнать.
– Какая ещё тайна, Кудахин? Простите, не помню вашего имени.
– Андрей. Меня зовут Андрей. Тайна без сомнения есть. Я за свою работу, почти ни разу не сталкивался с людьми, пережившими пятый уровень угрозы. Именно такой уровень был объявлен в космопорту год назад. Именно после этого инцидента, Алексей Алексеевич Кудахин скончался в больнице через несколько дней. Именно этот вопрос вас занимает, когда вы общаетесь со мной, и вы хотите видеть меня своим помощником или союзником. Поэтому предлагаю присесть на лавочку и всё обсудить.
– Может быть, мне просто принять вашу анкету и запихать в капсулу. Вы же доброволец. Приходите завтра, Вера вас устроит.
– Не юродствуйте, Захар Андреевич. Давайте лучше присядем. Вон отличная лавочка.
Рябинин как-то обречённо пожал плечами.
________
Рябинин и Кудахин на лавочке.
– Допустим, Андрей, мы примем с вами вашу версию. Что вы от меня хотите?
– Захар Андреевич, без допустим. Я прав. И вы знаете, что я прав.
– Допустим.
– Хорошо, пусть будет допустим.
– Тогда, что вы хотите от меня услышать?
– Я хочу, чтобы вы рассказали мне, чем вы реально занимаетесь. Как всё это связано с тем, случаем в космопорту, и как вы хотели меня использовать.
– Скажите, а зачем вы пришли к нам? Только оставим науку и прочую шелуху.
– Во-первых, это не шелуха. Я действительно пришёл к вам ради науки. Во-вторых, вы хотите узнать не объективную причину, субъективную. Объективно я действительно хочу помочь и поучаствовать в интересном проекте. Вы же были молоды, Захар Андреевич, тоже ведь готовы были рисковать. Разве не так?