Вирус любви
Шрифт:
– А что ж не полетела? – пробасил знакомый голос. – Уже оказалось бы возле Луны.
– Ой, Ру, – пробормотала Ася, не в силах справиться с капюшоном, который налез ей на нос и никак не хотел с него сползать. – Что это?
Репину вздернули на воздух, потом поставили на ноги, и капюшон сам свалился с ее головы.
– Ну вот. – Крошка был спокоен, словно не он только что пытался запустить человека в космос. – Как оно? Все на месте?
– Смотри, куда несешься! – появился рядом отец. – Жива?
– Ой, – от грохота из Асиной головы вывалились все слова, остались одни междометия. –
– Здравствуйте. – Ру тут же переключился на ее папу. – С Новым годом!
– Ага, с Новым! Я тебе сейчас по шее дам, и все будет новое. Человека чуть не взорвали, а он мне тут «здоровкается»!
– Ой, не надо! – пришла в себя Ася. – Это Рудалев, он – наш. В смысле, из нашей школы.
– Давай иди! – Папа подтолкнул дочь вперед. – Будет она мне тут по сугробам ползать.
– До свидания, – прогудел им в спину Ру.
– Пока! – махнула рукой Репина. – С праздниками.
– И тебя с праздником, – отозвался Ру и с изумлением посмотрел на свои пустые руки. Асин невысокий рост и худоба его искренне восхищали.
– Это что за тип? – Папа подгонял Асю вперед, потому что дочь все норовила остановиться и обернуться, настолько ее удивила это очередная случайная встреча. Живет он, что ли, поблизости? И как его все время на нее выносит?
– Почему молчишь? Ты его давно знаешь?
– Девять лет, – буркнула Репина. А что? Действительно! Все те девять лет, что она учится в школе, Ру мелькал у нее перед глазами, просто она его не видела.
– Он здоровый, как бык, – не унимался папа. – И как ты с ним общаешься?
– Да не общаюсь я, – разозлилась Ася и побежала вперед.
Дом Павла тоже был озарен вспышками. Некстати в Асину голову полезли мысли, что не будет она с Павлом весь год общаться, а станет бродить вокруг его дома.
Сначала она увидела Леру. Подруга сидела на лавочке и улыбалась, глядя на взлетающие огни. Быковский бегал по площадке и с какими-то двумя карапузами расставлял новые петарды. Видимо, чувствовал он себя вполне хорошо.
– Ну, как все? – осторожно спросила Ася, садясь рядом.
– Нормально! – кивнула ей Гараева и опять посмотрела на Павла. – Посидели за столом. Павел играл на пианино. Песни пели.
«Романтика, блин!» – чуть не сорвалось с Асиных губ, но она промолчала. Лера продолжала улыбаться, но было в этой улыбке что-то напряженное.
– А его мать? – с усилием подталкивала Репина пробуксовывающий разговор вперед.
– Терпимо. – Лера повернулась к Асе. – Ты знаешь, меня поначалу бесило, что он – такой. Ну, словно бы никакой. Что вроде он все может, а ничего не делает, по течению плывет. А потом я успокоилась: он – особенный, как бы немножечко не отсюда. Он неприспособлен к этой жизни. И ему нужна именно я. Без меня он пропадет.
Ася сидела, открыв рот, до того неожиданными были эти признания.
– Поэтому не важно, что происходит вокруг. Важно, чтобы я была с ним. Тогда все будет хорошо.
Знала бы эта довольно улыбающаяся Лера, что ее разлюбезному Павлу хорошо не только с ней и что всеми этими сказками она может утешать себя, сколько хочет. И что его «особенность»… Впрочем, ладно!
Ася закрыла рот и сглотнула. В небе расцвела
Что-то ей расхотелось подходить к Быковскому. Словно он у нее на глазах на мгновение из красивого парня превратился в мерзкого гоблина. И только Леру было жалко. Хотя любовь, говорят, зла…
Репина еще немного посидела и начала прощаться.
– Ты приходи завтра, – взяла ее за руку Гараева. – Можем вместе сходить к нему в гости, – она кивнула в сторону сугробов, где самозабвенно купался Быковский со своими малолетними соседями. – Часа в три? Идет? Во дворе, на детской площадке.
– Хорошо, – быстро согласилась Ася и пошла к замершему в стороне столбику – папа пытался сделать вид, что его здесь нет.
Обратную дорогу домой Ася с папой прошли в полном молчании. Они, наверное, хорошо смотрелись на фоне всеобщего веселья. Проходившие мимо люди смеялись, поздравляли с праздником, у многих в руках горели бенгальские огни. И только они с отцом шли мрачные, даже по сторонам не смотрели.
– Дочь, я, конечно, все понимаю, – уже около подъезда решился заговорить папа. – Тебе пятнадцать лет, сама все сообразишь, но как-то все-таки… Я даже не знаю, что сказать.
– У нас ветрянка, – остановилась Ася.
– В смысле? – От неожиданности этого заявления отец кашлянул.
– Заразная болезнь, – исправилась Репина. – Все во всех влюблены.
– И что? – Папа выглядел растерянным, он не мог решить: то ли ему пугаться заявлению дочери, то ли облегченно вздохнуть. – Что-то ты меня совсем запутала! – Отец набрал код на домофоне. – Ты, конечно, взрослая, – начал он по второму кругу. – Но все-таки, выбирай себе парней поприличнее, – наконец смог он сформулировать свою мысль.
– Папа, ну, прекрати! – взвыла Ася, исчезая в подъезде.
Ей теперь только разговоров с родителями на эту тему не хватает! Сядут напротив и начнут зудеть – этот не подойдет, этот плох, этот какой-то вообще не такой. Дай им волю, они бы поставили рядом с Асей серого ботаника в очках, тихого, примерного, говорящего только о возвышенном или шпарящего наизусть «Евгения Онегина». Нет уж, она как-нибудь сама разберется, с кем ей дружить! А если Ру им так не нравится – что ж, Ася назло им начнет с ним общаться. И пусть Жеребцова изойдет ядовитой слюной! Как там сказал ее драгоценный папочка? Человек сам выбирает? Ну что же, это выбор Ру, и пусть Наташка не злится. А Павел?.. Ничего, и с Павлом разберемся! Как только все эти праздники закончатся, станет ясно – кто, с кем и почему.
Подобная решимость в Репиной просыпалась только тогда, когда она была наедине сама с собой, пока она лежала в постели, уткнувшись носом в подушку. Ася знала: стоит начаться новому дню, стоит ей встретиться с той же самой Жеребцовой, как все изменится. На Крошку Ру она будет смотреть испуганно, а при виде Павла снова потеряет дар речи. И ничего с собой поделать она не могла. Оставалось только саму себя обманывать, лежа в кровати и мечтая о несбыточном.
Обо всем этом Ася думала, сидя на следующий день на знакомых качелях у дома Быковского. Двор был пуст, даже воробьи не чирикали. На улице никого не было. Город отдыхал после шумной ночи.