Вирус «Reamde»
Шрифт:
Тем не менее район выглядел прилично и на трущобы не походил, а Чонгор даже не заметил особых отличий от Сямыня: дома от трех до шести этажей стоят сплошными рядами, между ними – людные улицы, на фасадах цветастые вывески, на окнах – сделанные из чего попало решетки от воров. Другими словами, типичная улица развивающейся азиатской страны. Единственная особенность: вывески на английском, хотя в стороне от местного Бродвея – на смеси английского и еще какого-то языка, который Чонгор не распознал.
Всерьез заспорили, не убраться ли отсюда поскорее и не сесть ли на ближайший паром до Манилы. Но Чонгора заклинило на мысли о том, что всего в нескольких ярдах –
Комната на третьем этаже была маленькой и темной, на полу лежал замызганный ковер, пахло куревом, выпивкой и сексом. Юйся первым делом бросилась к окну и распахнула его на все шесть доступных дюймов, чтобы впустить морской воздух.
В ближайшие пару часов на душ рассчитывать не приходилось, так что Чонгор вернулся на улицу, зашел в обменный пункт, который приметил раньше, сдал все свои евро и канадские доллары Питера и получил местную валюту. Его немного обидело, хотя и не удивило, что форинты тут не принимают. Еще он заглянул в четыре интернет-кафе и обнаружил там в основном белых мужчин: большинство разглядывали похабные картинки. Все заведения были разными по размерам, качеству оборудования, времени работы и уровню дружелюбия к клиентам. Только одно – «НеткСАЙТмент!» – уверяло, что открыто круглосуточно. Очень кстати, поскольку уже вечерело, а на душ, еду и покупку одежды уйдет еще несколько часов.
В уличной палатке Чонгор прикупил китайской еды и вернулся в номер, борясь с невыносимым желанием растерзать упаковку и с головой залезть в пахнущие чесноком картонки. Из щели между дверью и косяком торчала бумажка с наспех набросанной от руки надписью «НЕ БЕСПОКОИТЬ!». Чонгор вошел, поставил еду, вернулся и прилежно прикрепил листок на место.
– Это зачем? – полюбопытствовал он у Юйси, которая сидела на одной из кроватей в полотенце, завязанном на уровне подмышек. Марлон еще плескался в душе.
– Шлюхи. Постоянно ходят и спрашивают, не желаем ли мы чего. – Последние слова она выделила особо.
Чонгор почувствовал, что обязан нижайше просить прощения от имени всех когда-либо живших на свете мужчин, но не знал, с чего начать. У него до сих пор не укладывалось в голове ни само это место, ни творившиеся здесь дела, а особенно те дамы, которые вроде бы работали сутенершами, но на профессионалок не смахивали – скорее на дуэний, и притом скверных.
– Очень жаль, что это первое место, в которое ты попала за границей. Так не везде. Когда-нибудь свожу тебя в Будапешт – сама увидишь. Там совсем-совсем по-другому.
– Сначала
– Я обменял наши деньги на местные. Вот купил. – Чонгор кивнул на еду, аромат которой уже вытащил из ванной Марлона, по пояс обмотанного полотенцем. – Еще хватит всем на дешевую одежду и, может, и на вторую ночь в отеле.
– Ты не будешь связываться с матерью? – несколько изумленно спросила Юйся. – Разве она не вышлет тебе денег?
Чонгор задумался. Можно было бы предположить, что к этому времени они знали друг друга как родные, однако трудности в пути едва оставляли им время на беседы. О семье Чонгора Юйсе было известно только то, что его отец скончался.
– Моя мать – славная женщина. У нее высокое давление и постоянные микроинсульты. Сообщить ей, мол, я поехал за границу по делам, но стряслось такое, о чем я должен молчать, – все равно что сбросить ее с моста. А брат в Лос-Анджелесе, пишет диссертацию. Мы с ним созваниваемся от силы четыре раза в год.
Юйся поразилась тому, насколько маленькими и плохо организованными бывают семьи.
– Прежде всего я хочу кое-что выяснить. Я бы поискал информацию о черном англоговорящем исламском террористе, чье имя – кодовое или настоящее – Джонс.
«Глянь, пожалуйста, на пистолет, который мистер Джонс приставил к моей шее», – сказала Зула Чонгору тогда на пирсе.
– Насколько нам известно, – продолжил Чонгор, – в Интернете есть его фотографии, и если я узнаю его имя, можно обратиться к властям и сказать: такой-то две недели назад был на Сямыне, а теперь у него заложница.
– К властям какой страны? – спросил Марлон.
– Без понятия.
– Тогда – любой заинтересованной, – подсказал Марлон.
Тут все трое почти в буквальном смысле ушли с головой в еду и на некоторое время замолчали. Это было лучшее угощение в жизни Чонгора, и он клял себя, что не взял в десять раз больше.
– А ты, Юйся, хочешь связаться со своей семьей? – спросил он, когда к нему вернулась способность говорить.
На ее лице в ответ отразилась такая боль, что Чонгор и Марлон слегка опешили.
– Только об этом и думаю, – наконец сказала Юйся. – Но лучше подожду, пока мы не окажемся в более безопасном месте.
Чонгор отправился в ванную. Там кругом висела мокрая одежда Марлона и Юйси. Две недели все ходили в одном и том же, иногда окуная вещи в морскую воду. Он включил душ, встал под него не раздеваясь, несколько раз намылился, снял одежду, кинул под ноги и мял ее, пока мылся сам, затем прополоскал чистой водой, выключил душ и стал вытираться. Чонгор был волосат: просто ходячая реклама средств для эпиляции. Его шерсть могла удержать, наверное, литр воды. Затем он изо всех сил отжал одежду, развесил везде, где нашлось свободное место, и с унынием констатировал, что тут ей не высохнуть. Однако под раковиной на неприметной полочке обнаружился фен. Первым делом Чонгор просушил трусы, затем штаны, которые уже давно укоротил до шорт, и рубашку.
Вслед за ним процедуру по очереди повторили Юйся и Марлон, потом все отправились в «НеткСАЙТмент!», где некоторое время оценивали обстановку. К местным порядкам Марлону даже пришлось привыкать: очень уж сильно они отличались от китайских. Документов тут не спрашивали, обовцы над душой не стояли. Зал по меркам захолустья был большим, хотя по сравнению с ванбами – крохотным: двадцать машин плюс еще столько же мест для тех, кто решил бы прийти со своим ноутбуком. И сидели здесь не толпы китайских подростков за играми, а несколько пожилых белых мужчин, которые смотрели специфические фотографии.