Вирусный флигель
Шрифт:
«Причины, по которым ученые вообще соглашались участвовать в атомном проекте, сильно отличались от мотивов, побудивших их заокеанских коллег взяться за аналогичные работы. Разумеется, сказывалось и присущее каждому ученому… желание работать на переднем крае науки, но немалую роль играли и «предвходящие» обстоятельства» (стр. 63).
Профессор Маттаух, например, утверждал, что это участие давало возможность избавить молодых физиков от призыва в армию. Профессор Лауэ, подтверждая слова Маттауха, также считал важнейшей задачей тех лет спасти молодых физиков от фронта. По словам
Профессор Герлах, один из основных руководителей урановых исследований, вспоминает: однажды начальник личного секретариата Геринга спросил у него, «позволят ли проводимые урановые исследования хоть когда-нибудь создать атомную взрывчатку. Герлах доверительно ответил, что этого не случится. Тогда оторопевший секретарь попытался выяснить, для чего же в таком случае ведутся исследования. Герлах ответил, что рейх должен выиграть не только войну, но и следующий за нею мир; если Германия пренебрежет исследованиями в такой жизненно важной области, как атомная энергия, другие страны быстро опередят ее и тогда Германия проиграет мир» (стр. 307).
Герлах, очевидно, свою миссию видел прежде всего в спасении «немецкой физики от печальной участи, ожидавшей ее в случае гибели ведущих ученых и педагогов на полях войны» (стр. 344).
Самым примечательным «в эпоху правления Герлаха явилось то, что, несмотря на войну, основные усилия ученых сосредоточились не на военной тематике, а на исследованиях, не имевших к ней прямого отношения, — пишет Ирвинг.— Так, Герлах позаботился об обеспечении аппаратурой и оборудованием исследовательских групп в Гёттингене и Берлин-Далеме. Обе они занимались чисто физическими исследованиями» (стр. 270).
Еще задолго до вступления Герлаха в должность германское правительство бросило лозунг: «Немецкая наука — для войны!».
Однако профессор Герлах все фонды и привилегии, выхлопотанные для уранового проекта, стремился обратить на дальнейшее развитие науки. «Он читал правительственный лозунг как бы наоборот: «Война — для немецкой науки» (стр. 271).
Ирвинг пишет о том, что «упор во всех работах неизменно делался на теорию, а не на практику» (стр. 341) и «в немецких научных кругах нередко шли на хитрость и, пользуясь некомпетентностью ответственных руководителей, добивались возможности проводить научные исследования, которые выдавались за исследования военного характера, но которые зачастую не могли оказать в войне ни малейшей помощи» (стр. 345). На отношениях европейских ученых, эмигрировавших из гитлеровской Германии, и многих из немецких ученых третьего рейха ярко прослеживается, какое важное значение имеют цели, во имя которых решается трудная проблема. Многие из ученых, работавших над урановым проектом, не сочувствовали Гитлеру и не хотели его победы.
Приятель Герлаха профессор Розбауд, услышав в последние дни войны об успехах экспериментов на атомном реакторе, воскликнул:
«Слава богу, это случилось слишком поздно!» (стр. 319).
Работы над урановым проектом начались тогда, когда Германия лихорадочно готовилась ко второй мировой войне и военные не были убеждены в необходимости ядерных исследований. Начальнику исследовательского бюро при департаменте армейского вооружения в военном министерстве Дибнеру многие говорили; «Ничего не выйдет из вашей ядерной физики!». А его начальник Шуман, состоявший одновременно военным советником при Кейтеле, не раз кричал:
«Когда же вы, наконец, прекратите свои атомные бредни?!» (стр. 51).
Ученые
Немецкие ученые боялись требовать больших капиталовложений, не желая брать на себя ответственность. Тем более, что действовавшие в то время приказы фюрера «полностью исключали любые возможности сосредоточить на производстве атомной бомбы необходимые гигантские ресурсы» (стр. 146).
«Они чересчур осторожно докладывали руководителям о возможности создания атомной бомбы» (стр. 341). Профессор Шуман и профессор Эзау «отговаривали всех, кто хотел привлечь к атомной бомбе внимание высших властей. Оба боялись одного — получить приказ изготовить такую бомбу, ибо прекрасно знали, что ждет их в случае неудачи» (стр. 342).
Ирвинг рассказывает об интригах, карьеризме, желании выдвинуться, организационных неурядицах, которые были чрезвычайно развиты в третьем рейхе, что также существенным образом тормозило организацию научных исследований.
И все-таки не одни эти препятствия были «главной причиной медленного разворачивания работ по атомному проекту. Куда больше помех научной работе, — пишет Ирвинг, — создавали сами власти, их отношение к науке вообще. Уже с самых первых дней войны немецкая экономика была всецело поставлена на удовлетворение непосредственных нужд блицкрига. Головокружение от первых военных успехов привело немцев к выводу о полном превосходстве их военной техники, и в те дни вряд ли кому приходила в голову мысль о необходимости ее совершенствования, о проведении новых научно-исследовательских работ, направленных на создание более совершенного оружия» (стр. 96).
Описывая состояние работ по сооружению атомного реактора, Ирвинг говорит о том, как близки были немецкие ученые к завершению работ.
«Правда, расчеты Гейзенберга и Дёппеля все еще оставались весьма приблизительными, но и они показывали, что, окажись в их распоряжении пять тонн тяжелой воды и десять тонн сплавленного металлического урана, им наверняка удалось бы первыми в мире создать действующий атомный реактор. Производство урановых слитков уже началось, 28 мая «Дегусса» отправила на завод № 1 первую тонну урана для изготовления слитков» (стр. 144).
«…Гейзенберг мчался в Берлин на секретное совещание, где должна была определиться судьба уранового проекта. 4 июня немецким атомщикам предстояло встретиться со Шпеером и его ближайшими помощниками по министерству снабжения. Дело в том, что еще в апреле Геринг издал постановление, категорически запрещавшее проведние всех научно-исследовательских работ, результаты которых не сулят немедленного эффекта и смогут быть использованы только после войны. Этим же постановлением право принимать решения относительно судьбы той или иной научно-исследовательской работы предоставлялось только одному человеку — Шпееру» (стр. 144).
Чтобы читатель яснее представлял себе атмосферу, в которой происходило совещание, стоит напомнить, что именно с апреля 1942 года королевская авиация (английская) начала свои рейды на города Германии: Любек, Росток, Кёльн уже были превращены в развалины, а Кёльн стал первым городом, который бомбила одновременно тысяча самолетов.
Получив на совещании слово, Гейзенберг без обиняков заговорил о военном применении атомной энергии и объяснил, каким образом можно изготовить атомную бомбу. Последнее оказалось новостью для большинства присутствующих.