Вишни и скрипичный ключ
Шрифт:
– Яркие тряпки, ножи, стеклянные бусы… – начал перечислять Корус, полностью уже подпавший под влияние напарника, почти гипнотическое в своей убеждённости.
– Вот именно, бусы! Стеклянные бусы! О, как ты прав, Корус! – непонятно было, издевается Редил или радуется искренне. – Доктора мы создадим в виде бус! И он будет уже включён. Самое главное – запрограммировать нанороботов на постоянное воспроизводство самих себя и на поиск новых объектов для «лечения». Они будут передаваться от аборигена к аборигену через слюну, сперму, даже через рукопожатие, если таковое у них
– Сколько же нам понадобится этих… э-э… бус? – Корус перестал сомневаться. Гусеницы заняли своё обычное положение и лишь слегка подрагивали.
– Давай посчитаем, что получится, если их будет, скажем, пять тысяч… – Редил потёр руки. Тонкие пальцы затрепетали.
Воздух сгустился и затвердел в форме небольшого октаэдра – Корус вызвал вычислитель. Редил продолжал разминать пальцы, словно готовясь к исполнению сложной партитуры, пока напарник пичкал вычислитель данными, обрамлял их вводными, расчленял условиями, шинковал циклами и формовал процедурами.
– Год, – оторвался, наконец, Корус от вычислителя. – Почти год, плюс-минус месяц.
– Прекрасно! – пальцы Редила сыграли в воздухе долгожданную мелодию, слышимую только им. – Для полной гарантии мы подождём два года. В случае неудачи у нас как раз останется время для возвращения и сдачи лицензии. Но я уверен, что это нам не потребуется. Да, и вот ещё что! – Редил понюхал зачем-то пивную банку. – Надо не просто превратить аборигенов в людей, надо сделать так, чтобы они нас любили. Обожали! Чтобы они согласились на колонизацию с радостью. Зачем нам лишние проблемы?
* * * * *
Посылок было пять. В каждой – по тысяче бус. Можно было бы сделать и больше, но дублирование сжирало очень много драгоценной энергии. Да и зачем больше, когда и этого хватало за глаза!
Пять беспилотных зондов, подобно хищным торпедам, вылетели из «Счастливчика» и нырнули в атмосферу, прочертив ее бурыми рыхлыми лентами.
Единственный материк планеты жёлто-зеленой пятиконечной кляксой купался в теплом, тёмно-синем океане. К каждому из пяти «отростков» этой кляксы и направились зонды, красиво разойдясь звездой в стратосфере.
Старый пастух Тохун мирно дремал, свесив хобот до самой земли. Запах трав и цветов делал его сон сладким и спокойным. Тохуну не стоило беспокоиться о стаде – внучка Афана помогала деду. Для неё удовольствием было прыгать по бескрайнему лугу, так похожему на океан, о котором часто рассказывал дед. Овцы вели себя смирно, и не думая разбегаться. В основном, сытые и ленивые, они лежали в густой траве, изредка её пощипывая, иногда, столь же лениво и неспешно поднимались, делали пару десятков шагов и снова ложились. Чтобы немножко развлечься, Афана порой специально пугала овец, прыгая в их сторону и трубя хоботом. Не очень громко, впрочем, чтобы не разбудить деда. Овцы пугались, но тоже лениво, словно делая одолжение
Афане становилось скучно. Она собралась уже разбудить деда, когда услышала тихий свист, идущий, казалось, с самого неба. Афана замотала глазами и шире расправила перепонки ушей. Свист нарастал, превращаясь в рокочущий гул камнепада. Афана увидела, как белая полоса вырастает на ярко-синем небосводе. И направлялась эта полоса прямо к ней! Афана вобрала глаза в складки кожи и рухнула на траву, выставив к небу клешни.
Овцы тоже забеспокоились: завозились, запряли ушами, тревожно захрюкали. Теперь они испугались по-настоящему. Лень уступила место инстинкту самосохранения. Страх победил сонливость. Животные вскочили, задирая морды; побежали неуклюже, толкаясь и падая.
Проснулся Тохун и кинулся было за овцами, но, глянув вверх, замер. Хобот непроизвольно скрутился спиралью, но пастух поспешил развернуть его снова, устыдившись трусливого жеста. Он поднял живой горн навстречу опасности, и затрубил, как ему казалось, грозно и гневно, а на самом деле – тревожно и жалобно. И грохот смолк, покатившись над лугом отголосками эха. Тохун торжествующе поднял все шесть рук и победно защелкал клешнями. Он всё еще смотрел в небо, не замечая, как в трехстах шагах позади тает радужной пылью обугленный шар.
Когда наступила тишина, Афана, боясь пошевелиться, осторожно вытянула над травой стебелёк одного глаза. Казалось, вырос ещё один цветок среди миллионов собратьев, но, в отличие от них, настороженный и любопытный. Он увидел, как искрится над лугом, разрываемое ветерком, маленькое облако. Совсем не опасное и даже красивое. Афана вынула из складок остальные глаза, подняла их как можно выше. Увидела грузно прыгающего к ней деда и только тогда встала.
– Я думал, тебя уже нет, – спокойно сказал Тохун. Это спокойствие далось ему с трудом, но негоже выставлять напоказ эмоции перед юнцами.
– Я есть! – Афана хоботом обвила шею деда. Юнцам не возбранялось выказывать чувства.
– Будь здесь, я посмотрю, что там, – сказал дед, излишне нежно, на его взгляд, сбрасывая хобот внучки. И вперевалку заковылял к месту, где ещё недавно лежал чёрный шар.
То, что увидел Тохун, поразило его в оба сердца. Посреди выжженного в траве круга румянилась спелая тапта! Большая, в пол его роста. Такой огромной тапты Тохун не видывал за всю свою долгую жизнь! И уж того, чтобы тапты падали с неба не видел вообще никто, никогда.
Тохун осторожно коснулся тапты клешнёй. Слегка ударил. Ударил ещё, сильнее. Раздражённо мотнул хоботом. Никакая это была не тапта! У настоящей тапты кожура жёсткая, но не как камень. А у этой, с неба, каменная, не иначе. От ударов клешни не осталось даже царапин! Что теперь делать с каменной таптой?
Тохун с досадой шлёпнул хоботом по бесполезному фрукту. Тапта загудела. Тохун отпрыгнул. Хобот его вновь стал загибаться спиралью, но старик быстро опомнился. Завёл назад пару глаз. Вроде бы внучка не видела…