Виталий Гинзбург, Игорь Тамм
Шрифт:
Он был прикован к постели, а потому навещавшие его друзья старались развеселить. Тамм любил анекдоты, слушал их с удовольствием, любил рассказывать их сам. Но в любом случае пытался установить какую-то связь, на первый взгляд непонятную, но приводящую к парадоксальным выводам.
Один из друзей физиков попотчевал Игоря Евгеньевича новыми анекдотами. Большинство из них академик не знал, а потому веселился от души. Но затем вдруг задумался и
– Часто поведение людей в тех или иных ситуациях только на первый взгляд кажется смешным…
Они быстро выяснили, что каждый анекдот – не комедия, как кажется, а настоящая трагедия. Вспомните, как начинаются эти миниатюры: «Один дурак говорит…», «Василий Иванович видит белых…», «Падает любовник с девятого этажа…», «Рабинович умирает…» и так далее и тому подобное.
– Если вдуматься, то должны возникать грустные мысли, – комментирует Тамм. – Вот я расскажу довоенную историю, происшедшую с одним молодым физиком. Он был у меня в гостях и сразу от нас поехал на вокзал, не имея билета и надеясь купить его перед отходом поезда. Вдруг в час ночи раздается звонок в дверь: это, оказывается, наш недавний гость. Выяснилось, что билет достать ему не удалось. А пояснил он это так: «Не могу же я ехать не в мягком вагоне!» Самое забавное, что у нас не оказалось свободного места и мы устроили его на полу! Смешное тщеславие, спесь, барство? Но ведь это скорее печально…
Иногда создается впечатление, что писатели приукрашивают своих героев, мол, им не свойственно ни чванство, ни честолюбие, ни сознание собственной исключительности. Великих мы, мол, представляем читателям этакими простаками, доброжелательными, доступными… Но попробуй к ним подойти поближе, попросить о чем-либо – и тут же они ответят холодным безразличием! К сожалению, истина в таких упреках есть – идеализируя героев, мы невольно лишаем их человечности, близости, и они становятся идолами, более того – болванчиками, присутствие которых лишь раздражает, но не возбуждает.
У Игоря Евгеньевича Тамма были все черты, что присущи нам, смертным. Но в том-то особенность великих, их влияние на общество в целом и на каждого из нас, что они способны подняться над страстями обыденности. Великий ученый или художник не только открывает неведомое, но и прежде всего становится образцом нравственности. По крайней мере для окружающих – они запоминают лишь лучшее и светлое в человеке. Пороки гениев в конце концов становятся для нас добродетелью. Впрочем, у Тамма не было тех качеств в характере и поступков в жизни, за которые
Однажды академик Энгельгардт написал такие строки, адресованные Тамму:
«Поэт я преплохой… Прости мне ассонансИ мой привет прими, мой Игорь дорогой:Умом ты меришь кривизну пространства,Но никогда, ни в чем не покривишь душой».Владимир Александрович Энгельгардт, биохимик и академик, создал Институт молекулярной биологии. Это случилось в 1959 году, в то время когда Лысенко еще был слишком могуч и когда он пользовался полным доверием Хрущёва. Преодолеть все препоны, научные и административные, Энгельгардту помог Тамм. Почему? На этот вопрос ответить просто невозможно – для этого надо поближе познакомиться с Игорем Евгеньевичем, уже не физиком, а великим ученым-энциклопедистом. Именно таким предстает он перед нами в сражении за отечественную биологию.
Академик В. Энгельгардт: «Мне вспоминается самая первая наша встреча. Произошла она, должно быть, в начале 1930 года на северных склонах Эльбруса. Наша небольшая группа начала движение в горы, к хребтам Западного Кавказа, по мало ухоженным в то время путям. И в каком-то совсем безлюдном, глухом месте нам навстречу спускаются два альпиниста с изрядными следами солнечных ожогов на лицах, по виду весьма усталые, но радостные и оживленные. Я подошел, разговорился и с удивлением узнал, что мои собеседники – физики, имена которых я не мог не знать, но которых никак не ожидал встретить в глуши. Это были Игорь Тамм и выдающийся английский ученый Поль Дирак. Дирак приехал в Советский Союз на какое-то научное совещание и, имея в распоряжении несколько свободных дней, воспользовался приглашением Игоря Евгеньевича. Тамму не стоило большого труда уговорить Дирака предпринять попытку восхождения на Эльбрус с северной стороны. Вот на обратном пути из этого увлекательного путешествия я их и встретил. Игорь Евгеньевич сразу покорил меня красочным описанием перипетий их совместного восхождения к самой высокой вершине Европы, которое они сочетали в часы отдыха с не менее увлекательными экскурсами в самые высокие области теоретической физики.
Конец ознакомительного фрагмента.