Виталий Обедин Слотеры. Песнь крови.
Шрифт:
Он даже поклонился.
Что и говорить, хорош ученик.
Я смахнул кровь, заливавшую глаз.
– С другой стороны, думаю, я и сам бы к этому пришел. Я уже ступил на путь. Вы лишь помогли мне быстрее пройти его. Знаете, откуда взялось мое искусство? Хотите узнать? Я расскажу – в знак своего к вам уважения. – Он рассмеялся злым лающим смехом. – К сожалению, я не всегда был таким уж искусником… Просто подмастерье травника, не подающий больших надежд. Нельзя сказать, что я не старался, не зубрил эти проклятые книги, не проявлял прилежания, растирая травы и готовя
По тому, с каким значением он произнес последнее слово, я сразу понял, о чем идет речь.
Мальчишка обратился к Шести адским Герцогам, предложив душу в обмен на колдовской талант.
И – редкое в наши дни дело – был услышан.
Нынче душа смертного уже не такой ходовой товар. Уж больно много среди людей желающих купить товар в рассрочку. Большинство смертных обладают прямо-таки удивительной способностью не воспринимать серьезно будущее, если оно не наступит прямо завтра. Впрочем, иные Выродки здесь от них мало отличаются.
Преисподняя переполнена проклятыми душами, спрос упал.
– Я вижу на вашем лице удивление, лорд Слотер? Не можете поверить, что я на это решился?
– Не могу поверить, что на твое предложение откликнулись. Нынче немногим удается привлечь внимание Преисподней.
– Нынче просто мало тех, кто умеет себя блюсти. Я умел. Не грешил, не занимался беспутствами, посещал мессианскую церковь… черт, да я даже до сих пор не расстался с девственностью, потому что берег себя для Марии! Мне было что предложить.
Он запрокинул голову и захохотал, но тут же резко, с каким-то всхлипом, оборвал себя.
– А она все равно не оценила. Ни в первый раз, ни когда я явился к ней в мантии Ковена.
«Украденной мантии», – мысленно добавил я.
– И тогда ты попытался смухлевать с суккубой.
– А затем встретил вас, – кивнул Мастер Плоти. – И увидел свой путь… Я не могу стать родовитым нобилем, но я могу уподобиться таким, как вы! Выродкам. Людям, способным внушать страх и уважение, перед которым меркнут любые титулы и богатства. Я взвесил все за и против, и понял, что терять мне нечего. Так пусть теряют другие! Я снова воззвал к Шести. И снова был услышан. В храме Черной церкви жрец со шрамами на лице помог мне провести ритуал. И благодать ниспустилась на мои руки, умножив их силу…
Все окончательно встало на свои места.
Чудовищная сила Мастера и его безумие были дарованы Преисподней. Сначала он получил дар в обмен на душу, а затем удостоился Черной благодати… благословения проклятием, идущего от тех, чей мертвый сон можно потревожить, только если крепко расстараться.
Мастер и в самом деле уподобился Выродку.
– Они познали ее. Они все познали ее! Даже эта клятая стерва, стоившая мне вечности в аду! И ты познаешь, если не уберешься отсюда! Уходи, Сет Слотер. Убирайся! Последний шанс.
Маньяк захихикал.
Я пристально взглянул в глаза Мастеру, и мне почудилось, будто я вижу, как последние искорки разума гаснут в затопившем их безумии. Но даже если это было всего лишь игрой воображения – все кончено.
Он больше
В этом вся суть.
Прости меня, Вера.
– Ты убедителен, юноша. Пожалуй, я предоставлю тебя Ковену, пусть сами разгребают свое магическое дерьмо.
Высоко подняв руку со шпагой, я сделал вид, будто нащупываю ее кончиком долы ножен, дабы убрать клинок. Лицо Мастера слегка разгладилось от облегчения…
Он успел только вскрикнуть, слабо и беспомощно.
И запоздало.
Отточенная сталь вдруг взметнулась вверх, описала огромную, неправильной формы дугу и со страшной силой обрушилась на останки Марии, висевшей на шелковом шарфе. Я не хотел увечить ее сверх того, что уже произошло. Правильным было бы просто срубить девушке голову – начисто, одним милосердным ударом, прерывая этот кошмар, но воздетые сверху руки мешали.
Пришлось ударить изо всех сил, резко повернувшись в бедрах, чтобы усилить мощь удара всей тяжестью корпуса. Массивный клинок шпаги Тора Бесоборца сначала перерубил левую руку почти у самого плеча, затем рассек шею, прошел меж позвонков и только затем наконец отделил голову от тела. Нынче осталось не так много людей, способных смахнуть голову с плеч чисто, одним ударом, но у меня богатая практика.
Вот тогда-то Мастер и издал свой жалкий заячий крик.
Не останавливаясь, пинком ноги, нещадно уродуя прелестное личико, я отправил упавшую девичью головку в противоположный угол. Она полетела, точно набитый песком мяч.
Естественно, хилер тут же забыл обо всем. Он упал на колени, повернулся ко мне спиной и, не в силах оторвать глаз от отрубленной головы, пополз, протягивая к ней руки. Дождавшись, когда ко мне будет обращена спина безумца, я сделал шаг вперед и нанес второй удар, поставивший точку в этой жуткой любовной трагедии.
Две головы валялись у меня под ногами.
Лицо одной было полностью размозжено ударом тяжелого, подкованного гвоздями башмака, но я уверен: пред смертью его черты успели подернуться маской облегчения. Вторую голову, похожую на неуклюжую работу пьяного ученика скульптора, я пригвоздил дагой к полу, к самым доскам – через темечко и обрубок шеи. Затем, уже не торопясь, разрубил тело Мастера на куски, расшвыряв их по разным углам.
Выйдя в коридор, я ободрал несколько гобеленов и притащил их в комнату, затем разломал и бросил поверх груды ткани пару стульев. Покончив со всем этим, обильно полил готовое кострище маслом из ламы и поднес свечу.
Не надо, чтобы кто-то видел, как ушли из жизни эти двое.
Может быть, об их любви еще кто-то сложит красивую трагедию, в которой все переврут и выставят меня главным злодеем и чудовищем. Люди любят приукрашать действительность и подменять ее выдуманными историями. Жизнь слишком неприглядна, чтобы воспринимать ее такой, какая она есть на самом деле.